— Гардероба у нас нет, так что раздеться не предлагаю. Проходите вот сюда. Садитесь. Пива хотите? Леха! Принеси четыре пива, — крикнул он кому-то в глубине зала.

Столы в зале были липкие и ободранные. За некоторыми сидели небритые типы в кожаных кепках и девицы с фиолетовыми волосами, но большинство столиков было не занято. В воздухе ощутимо витал сладковатый запах анаши. Красные транспаранты, стены красного кирпича, краснорожие завсегдатаи. Все это вместе смотрелось очень художественно, почти как в кино. Наверное, в таком месте следовало пить не пиво, а терпкое красное вино.

— Вообще-то начало у нас в пять, так что большинство участников сегодняшней дискуссии еще на подходе, — тараторил парень. — Пока мы не начали, я могу вам рассказать, что у нас сегодня будет происходить. Хотите?

— Хотим, — кивнул Брайан.

— «Dark Side» — это Дискуссионный клуб петербургских молодежных организаций. В основном левацкой направленности. Здесь у нас проводятся «круглые столы», посвященные насущным проблемам сегодняшней политической жизни. Обсуждаем ситуацию, изучаем труды классиков, делимся идеями, приглашаем интересных людей…

— А танцы у вас тут бывают? — спросила Дебби.

— Бывают, — поморщился парень, — но не каждый вечер. И только после заседаний. Вообще-то у нас не коммерческий клуб, так что и музыка играет тоже не коммерческая. Если кто и выступает, то разные экстремальные группы. На прошлой неделе у нас играли парни из группы «Шесть Мертвых Енотов», слышали, наверное?

— Нет, — пожала плечами Дебби. — Не слышали.

— Ну, не важно. Иногда вместо танцев у нас проводятся чтения революционной поэзии или выставки радикальных художников.

— А много вообще в Петербурге ультралевых партий? — наконец встрял в разговор Брайан.

— Много, — убежденно кивнул головой тип, — около десяти. Есть анархисты, троцкисты, национал-большевики, просто большевики, неомарксисты, маоисты, скинхеды…

— Скинхеды — это ультраправые, — удивился Брайан.

— Это в Ирландии они, может быть, ультраправые, а у нас — ультралевые.

— Но это же профашистская организация! Антиреволюционная, антигомосексуальная и антисемитская!

— Ничего подобного. У нас в клубе скинхеды выступали с изложением своей программы сразу после парней из радикальной иудейской организации «Кох». И ничего — не подрались.

— «Кох» — это тоже ультраправая организация, — не сдавался Брайан, — сионистская и нетерпимая к оппонентам. Они, насколько я знаю, выступают за теократию и все в таком роде.

— Я не знаю, что такое эта твоя «теократия», но в петербургском отделении «Коха» состоят нормальные леваки. По-моему, для них главное не иудаизм, а навешать кому-нибудь по ушам и поколотить витрины. Остальное не важно.

— Настолько не важно, что они готовы состоять в одном клубе с фашистами-скинхедами?

— Ага. И со скинхедами, и с бойцами из «Фронта Сексуального Освобождения Человечества». С кем угодно. Мы здесь все заняты одним и тем же делом — боремся с Системой…

— Извините, а что будет происходить в вашем клубе сегодня? — спросил я. Погрязнуть в выяснении нюансов шизофренической жизни петербургских радикалов мне не хотелось.

— Сегодня у нас «анархо-елка». Наши активисты устраивают новогодний праздник.

— До Нового года еще три месяца.

— Это не важно. Настоящие революционеры никогда не обращают внимания на такие условности. Что такое время? Это то, что мы о нем думаем. Если мы решим отмечать Новый год осенью — кто может нам помешать?

— Действительно, — согласился я, — почему бы не отметить Новый год осенью? И какова же программа?

— Сегодня будут три доклада: «Региональный сепаратизм как веление времени», «Голливудский кинематограф как средство воспитания бойца революции» и отчетный доклад петербургского отделения ЕБЛО.

— Петербургского отделения чего? — не понял я.

— ЕБЛО, — улыбнулся парень.

— Используете непечатную лексику как средство эпатажа масс?

— Нет. «ЕБЛО» значит «Единый Блок Левой Оппозиции», — объяснил парень. — Это объединение, состоящее из нескольких небольших радикальных партий.

— Что это слово означает по-русски? — спросил Брайан, с открытым ртом ловивший каждое слово патлатого экскурсовода.

— Это ругательство. Непереводимая игра слов.