— Даже в анкетах советского времени вопросов было меньше. Как отвечать? Письменно?

Сазонов был озадачен. Шурка его пожалела, как всегда.

— Каждый твой вопрос — частица моей жизни. Буду рассказывать об одном событии в день. Так что хватит на тридцать восемь календарных.

Ответила… Как давно это было… Теперь Сазонову Шуркины ответы ни к чему…

Но очередную попытку отчаяния, как он сам определял свое состояние, Гошка все-таки предпринял — попробовал приколоться к Верочке. И довольно подло попробовал.

Сначала он, якобы в шутку, потрогал ее сзади за спинку. Вера внезапно перепугалась:

— Ой, умоляю, не надо так больше делать! С некоторых пор от неожиданного прикосновения сзади у меня просто сердце падает.

Сазонов удивился:

— Это симптом! А почему?

И Вера рассказала, как стояла она недавно в больнице в белом халатике и вдруг кто-то вот так тихонько подошел сзади и потрогал ее за спину. Она обернулась… И обомлела. Позади стоял, во всю ширь огромного рта сияя лошадиной белейшей улыбкой, высокий негр. Черный как уголь.

Гошка фыркнул:

— Ну ладно… Но вы кого себе избрали? Кого вы предпочли? — патетически обратился он к ней. — Я про Лазарева. Это откровенный и закоренелый интимофоб.

Вера подняла на Гошку недоумевающие, наивные глаза:

— А кто это?

Сазонов растерялся перед ее невинностью. И, засмущавшись, скомканно пробурчал:

— Ну, это те, которые остаются старыми холостяками. Хотя иногда даже женятся…

И Верочка вдруг вскинулась, как будто до нее дошла наконец суть, и спокойно эдак и четко, с тоненьким, незлым куражом, деловито сказала, словно открыв нечто:

— А! Он таким хочет быть, да? Ну и что здесь особенного?

Гошка растерялся еще больше.

— Женщины — это всегда такое сопротивление материала… Сколько вам лет?

Она застенчиво улыбнулась:

— Да уже нема-ало… Сазонов махнул рукой:

— Ну ладно! Мне все равно больше — тридцатник скоро!

Она как-то странно отреагировала — замкнулась, нахмурила высокий лоб… Позже выяснилось, что ей почти столько же. Приятели — оба — были ошарашены. Никогда бы никто не дал ей столько лет — от силы двадцать два. И так неосознанно сделали ей комплимент…

— Такое впечатление, словно она из детства вдруг перенеслась сразу в тридцать, — задумчиво заметил Лазарев. — Бывает же такое…

Тогда о любви между ними не было сказано еще ни слова, но быть вместе для них уже становилось потребностью.

Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…

Утром Софья Петровна опоздала на работу. Впервые в жизни. Лазарев удивился.

— Соня, сверим часы!

Секретарша тотчас распахнула перед ним свой жакет, выставила незащищенную грудь и патетически простонала:

— Убей меня! Но только прости!

— Дура ты, Соня! — устало сказал Лазарев. — Почему я всегда был уверен, что ты намного умнее?… Нет, все бабы одинаковы…

— Тогда зачем тебе она? — ловко поймала его на слове хитрая Софья Петровна и принесла бутерброды и чай. — Игорь… зачем тебе она? Что тебе вздумалось искать женщину, которую ты не видел столько лет? Может, у нее уже пятеро детей! А может, сифилис…

Лазарев нехорошо изумился и откинулся на спинку кресла.

— О-ля-ля… Соня, как ты цинична… Что с тобой? Вообще я стал замечать, что женщины сейчас намного циничнее мужчин. Почему? Наверное, просто потому, что они в силу своего социального положения больше времени проводят за телевизором, а значит, больше впитывают то, что там показывают.

Игорь вспомнил тонкий финт Верочки. Возвращаясь с ним вместе поздними вечерами в метро и болтая, она всегда приближалась к нему, вроде бы просто для того, чтобы лучше его слышать — ведь действительно кругом такой грохот! Но при этом ненавязчиво легонько припадала к нему всю дорогу…

— Мне нужно найти ее, Соня…

Он вспомнил рыжебородого из музея, который утверждал, что все по промыслу Божию. Тогда… Тогда и встретились они с Верой не случайно, и разошлись тоже не просто так… Все задумано и продумано. А что там впереди? Даст ли Господь профессору возможность найти Веру?… Помысел Божий… Как угадать его?… И разве это в человеческих силах?…

Секретарша смотрела испуганно.

— Игорь… значит… это так серьезно?… Я никогда не думала…

— Я тоже не думал, — признался Лазарев. — Никогда… А вот как оно вышло… Как мне ее найти?…