–  Разрешите, Владимир Николаевич?
– в дверь заглянула секретарша, готовая тут же снова исчезнуть.

–  Входи.

Алла Петровна подошла к столу и скорбно положила на самый край голубоватые бумажки. Апыхтин взял их, всмотрелся, вчитался, и вдруг до него дошло, что это авиационные билеты на Кипр. Билетов было три. Каждый из них он внимательно просмотрел, убедился, что выписаны они правильно, на него, на Катю и на Вовку. Вылет состоится на следующей неделе из аэропорта Шереметьево рейсом Москва - Пафос.

–  Аэропорт назначения - город Пафос, - сказал он и, подняв голову, посмотрел на секретаршу.

–  Да, - сказала она и больше ничего не добавила.

–  Хорошее название - Пафос. Надо же…

Апыхтин некоторое время рассматривал билеты, вчитываясь в даты, имена, фамилии, всматривался в цифры, означающие время отлета, прилета, проговаривая все вполголоса. Не выдержав этого зрелища, Алла Петровна закрыла лицо руками и вышла из кабинета.

И тут же в кабинет влетел Осецкий.

–  О! Володя! Привет! Ты как?

–  Билеты вот Аллочка принесла… Пора, говорит, на Пафос лететь.

–  Пафос - это хорошо… Там следователь, Володя… Как быть?

–  Никак, - Апыхтин пожал плечами.

–  Интересуется нашими криминальными связями, - произнес Осецкий свистящим шепотом.
– Он назвал Кандаурова.

–  А ты?

–  Сказал, что впервые слышу. Я правильно сказал?

–  Знает он про Костю, - Апыхтин махнул рукой, словно речь шла о вещах, не стоящих внимания.
– Все он знает.

–  Значит, я дал ложные показания?
– Осецкий побледнел от дурных предчувствий.

–  Значит, дал.
– Апыхтин пожал плечами.

–  Сейчас с Цыкиным беседует.

–  И что Цыкин?

–  Все отрицает!

–  Напрасно.
– Апыхтин вздохнул, открыл тумбочку стола, вынул бутылку коньяка.
– Глотнешь?

–  Володя! Нельзя! Пусть уберется следователь!

–  Мы и его угостим…

–  Да ты что?!

–  Игорь, - Апыхтин поморщился, - ты это… Переведи дыхание. Сделай несколько глубоких вдохов, выдохов. И успокойся. Говорил я с ним о Кандаурове. Думаю, что и он разговаривал с Костей… Все эти тайны… Ты выпьешь или мне одному маяться? На кого работаешь, Игорь? Ты со мной или со следователем? На чьей ты стороне?

–  Если вопрос ставится таким образом… - Осецкий повертел головой, будто галстук сдавил шею, будто ему тяжело было дышать.
– Если вопрос ставится таким образом…

–  Он всегда ставится только так и никак иначе.
– Апыхтин вынул из тумбочки две конфеты в обертках и вопросительно посмотрел на Осецкого.
– С утра не выпил - день пропал, верно?

Ответить Осецкий не успел - в кабинет вошел Цыкин. Увидев коньяк в стаканах, усмехнулся.

–  Не помешал?

–  В самый раз.
– Апыхтин вынул из тумбочки третий стакан и наполнил его точно так же, как два предыдущих. И положил рядом с ним третью конфетку.
– Поехали, ребята; - И он первым, не чокаясь, выпил. Убедившись, что его заместители тоже выпили, медленно, даже с какой-то затаенностью, развернул конфету, сунул ее в рот и лишь после этого спрятал в стол бутылку и стаканы.
– Что там Юферев?

–  Это следователь?
– переспросил Цыкин.
– Басаргина допрашивает.

–  Успешно?

–  Придет - расскажет. Не знаю, хорошо ли, плохо, но я не стал скрывать ни этих звонков, ни угроз…

–  Каких угроз?
– Апыхтин смотрел на Цыкина долгим, немигающим взглядом.
– О каких угрозах ты говоришь, Миша?

–  Ну как же… - Цыкин смешался, повернулся к Осецкому, как бы ища у него поддержки, но тот тоже с недоумением уставился на Цыкина.
– Были какие-то невнятные звонки, угрозы…

–  Подожди, Миша.
– Апыхтин положил большие ладони на полированную поверхность стола.
– Подожди, говорю, - громче повторил он, видя, что Цыкин порывается еще что-то сказать.
– Разберемся. Ты говоришь, невнятные угрозы… Хорошо. Но, оказывается, они были достаточно внятны, чтобы доложить о них следователю, а не мне, не Игорю… Как это понимать?

–  А чего вас зря будоражить?
– воскликнул Цыкин с капризностью в голосе.
– Какой-то шизик звонит, непонятно чего хочет, непонятно о чем предупреждает, намекает…

–  Стоп!
– повысил голос Апыхтин, давая понять, что пока еще остается во главе банка.
– Ты плывешь, Миша. И сейчас мы совместными усилиями вытащим тебя на твердую почву.

–  Это самое… Не надо меня никуда вытаскивать!
– взвился Цыкин, но тут же, спохватившись, замолчал.
– Я извиняюсь, конечно.

–  Это твое дело, извиняешься ты или нет, - вставил Осецкий.
– А наше дело - извинять тебя или нет.

–  Да на фиг мне твои извинения!
– опять закричал Цыкин.

–  Стоп!
– повторил Апыхтин.
– Продолжим. Ты говоришь, что были угрозы. И тут же добавляешь, что не совсем угрозы, вроде как предупреждения. Угрожает враг, а предупреждает друг. Определись, Миша. Тебе грозили? Или пытались предостеречь от какой-то невнятной, как ты выражаешься, опасности?