–  Ничего, - сочувствующе сказал Юферев, будто десять секунд за полгода действительно была кошмарная неточность.
– Цыкин только что сказал мне, что ему неоднократно звонили с угрозами и какими-то требованиями… Вам тоже угрожали?

–  Почему вы так решили?
– спросил Басаргин и сам понял, что его слова прозвучали глуповато.

–  Цыкин утверждает, что неизвестные угрожали ему по телефону. Вам тоже угрожали?

–  Видите ли, смотря что иметь в виду.
– Басаргин поднял руку над головой и потряс ею, чтобы часы соскользнули вниз, под рукав пиджака.
– Если звонит директор завода и говорит, что кредит вовремя вернуть не может, это тоже можно назвать угрозой, правильно?

–  Вам виднее. Апыхтин уходит в отпуск, вы остаетесь вместо него? Это так?

–  Примерно.

–  Не понял?
– Юферев начал раздражаться от этой бесконечной двусмысленности.
– Примерно - это в каком смысле? Не только вы его будете замещать, или по очереди, или совсем даже не вы?

–  Похоже, что все-таки я.

–  Почему? Я имею в виду, почему выбор пал на вас? Ведь все три зама как бы на равных, верно?

–  Вообще-то я - первый зам. А остальные - просто замы. Назначить замещать могли кого угодно… И Цыкина, и Осецкого.

–  Значит, угроз расправы, требования денег, каких-то сверхразумных льгот… Не было?

–  Если говорить обо мне лично…

–  Да, как вы успели заметить, я разговариваю с вами лично, - холодновато подтвердил Юферев.
– И интересуюсь лично вашими впечатлениями.

–  Нет, - твердо сказал Басаргин.

–  Не понял? Что нет?

–  Я не припоминаю, чтобы в последнее время мне кто-то звонил, как вы выражаетесь…

–  Господи!
– простонал Юферев.
– Да какая разница, как я выражаюсь!

–  Нет!
– сказал Басаргин и, вынув платок, вытер лоб. На Юферева он смотрел чуть ли не с ужасом, словно ожидал какого-то коварного вопроса, который изобличит его в страшном преступлении.
– Я имею в виду, что угроз не было.

–  Вы сказали, что их не было в последнее время. А в предпоследнее время были угрозы?

–  Я не знаю, какое время вы называете предпоследним…

–  А я не знаю, какое время вы называете последним!
– рассмеялся Юферев, осознав наконец всю бестолковость разговора.

–  Ну… Где-то так… С полгода наверняка ничего такого не было.

–  А раньше? Полгода назад? Год назад?

–  Тоже не припоминаю.

–  Как вы думаете, что стало причиной убийства жены и сына председателя банка?

–  Причина… - Басаргин, кажется, впервые перестал метаться и, повернувшись к окну, некоторое время молчал.
– Что сказать?
– повернулся он к следователю.
– Конечно, я не знаю… Всех нас это преступление попросту ошарашило. А причина… Окружающая действительность. Все стало позволительно, доступно. Пришли такие времена, что мы смогли организовать банк, банкирами заделались, деньгами ворочаем. Получили право защищать эти деньги, приумножать их, заботиться о безопасности, упреждать угрозу… Теми методами, которые сами выберем. Понимаете меня?

–  Вполне.

–  Так вот… И все те, которым позволили заниматься всевозможной деятельностью, одновременно получили разрешение и на многое другое. Где-то там, за бугром, все уже отлажено, приняты законы, которые держат все это на каких-то разумных рельсах… А здесь… Мы как младенцы, все еще в кровище, орем, визжим… Ну и так далее.

Басаргин, кажется, успокоился, понял, что нашел верный тон и что никто не собирался его ни в чем обвинять. Он оставил наконец в покое свой галстук, манжеты, часы. Положив руки на стол, он в упор смотрел на Юферева, готовый отвечать на любой вопрос.

–  Видите ли, Андрей Иванович… Если говорить обо всей стране, если говорить теоретически, то вы правы. Но я спросил о другом… Как вы думаете, за что убили жену и сына Апыхтина?

–  Лично мое мнение?

–  Да, речь идет только о вашем мнении.

–  Или же произошла какая-то случайность, недоразумение… И преступники вынуждены были пойти на столь жесткие меры. Например, Катя или Вовка узнали кого-либо из них.

–  Или же?

–  Попытка выбить Апыхтина из седла.

–  У вас есть клиенты, способные на это?

–  Я готов ответить, что таких клиентов у нас нет. И в то же время понимаю, что утверждать этого нельзя. Время сейчас странное. Деньги сгорают прямо в банках, правительства меняются каждые три или пять месяцев… Что угодно может довести человека до бешенства.

–  Есть обиженные на вас? Вы кого-то разорили? Пустили по миру? Довели до банкротства?

–  Мы не нарушали закона.

–  Я не об этом.

–  И нравственного, человеческого закона мы тоже стараемся не нарушать. Ведем себя по-человечески. Это я знаю точно. У банка есть возможность вести себя куда тверже.