–  Вполне.
– Серкова явно была растеряна - она не ожидала столь быстрого и неожиданного превращения мягкотелого водилы в человека, явно умеющего повелевать. Эту мгновенную перемену в себе заметил и Апыхтин, но не огорчился.
– Ты хочешь сказать…

–  Мы оба знаем, о чем идет речь.

–  Не уверена, - растерянно улыбнулась Серкова.

–  Проехали. Уверена - неуверена, чувствую - предчувствую… Все это мы уже проехали. Говорю открытым текстом - берегись. Помнишь вчерашнего мужичка в моем дворе? Спрашиваю - ты его помнишь?

–  Д-да.

–  Помнишь, что с тобой произошло, когда он появился у меня за спиной?

–  А что со мной произошло?

–  Так вот - я все заметил.

Серкова смотрела на Апыхтина, чуть опустив голову, исподлобья, озадаченно выпятив губы больше обычного.

–  А ты не так прост, каким казался.

–  Я совсем не прост.

–  Можно задать вопрос?

–  Да.

–  Кто ты?

–  Володей меня зовут.

–  Ты даже не сказал свою фамилию.

–  Я не всегда ее помню.

–  Даже не знаю, кого мне больше опасаться… Тебя или… или других людей.

–  Как фраза… сказано хорошо. Но по сути - чушь.

–  Но я действительно начинаю тебя бояться.

–  Не надо. Ты знаешь, кого тебе нужно бояться. Они тебе пригрозили?

–  Да.

–  Чем?

–  У них один способ. Ты должен знать. Этот способ уже весь город знает.

–  Что тебе о них известно?

–  Ничего. Кроме того, что они есть, что они всегда рядом, что у них большой острый нож.

–  Ты видела этот нож?

–  Показали.

–  Какой он? Как выглядит?

–  Самоделка. Видимо, хорошая сталь… Ручка черная, эбонитовая, массивная… Лезвие матовое, с напылением. Какой-то рисунок, растительный орнамент. Рукоятка заканчивается кабаньей мордой, вместо глаз - красные стеклышки.

–  Слушай, - потрясенно произнес Апыхтин, - ты невероятная женщина!

–  Я знаю.
– Серкова виновато улыбнулась, извини, дескать, но такая уж родилась.

–  Запомнить столько подробностей!

–  Он мне снится. Чуть ли не каждую ночь.

–  Кто, тот мужик?

–  Нож.

–  Значит, договорились… Будешь жить у меня. Но никто не должен знать моего адреса и телефона. Никаких подружек, поняла, да?

–  Я вообще-то сообразительная.

–  Буду приезжать за тобой и увозить домой. А утром доставлять сюда. Никаких одиночных прогулок, магазинных пробежек и прочего. Дальше… поживем - увидим.

–  В каком смысле поживем?

Апыхтин некоторое время озадаченно смотрел на Серкову, пытаясь понять вопрос, и наконец до него дошло.

–  Разберемся, - сказал он, смутившись.

–  Разберемся, - женщина произнесла это слово как бы врастяжку - и не соглашаясь, и не отвергая, просто откладывая окончательное решение на будущее.

–  Мне сейчас нужно уйти, - сказал Апыхтин, заметив, что солнце сместилось и уже не было столь обжигающе ярким, что скоро наступит вечер, а ему нужно успеть кое-что сделать.
– Заканчиваешь работу, выходишь из универмага, пересекаешь дорогу и оказываешься в сквере, где мы с тобой лакомились мороженым. Выбираешь столик ближе к центру и ждешь меня. Вопросы есть? Сомнения, колебания?

–  Нет, - улыбнулась Серкова.
– Ничего этого у меня нет.

–  Я могу задержаться, но в любом случае ты дождешься… Договорились?

–  Как я понимаю… Ты можешь хорошо так задержаться, да?

–  По-разному может получиться. Дождешься?

–  Куда деваться.

Апыхтин наклонился к Серковой, хотел было невинно поцеловать ее в щечку, но она неожиданно повернула голову, и он, сам того не желая, наткнулся губами на губы. Что-то в нем содрогнулось, что-то ужаснулось, он не выдержал и, коснувшись на прощание ее руки, поспешил сбежать вниз по ступенькам.

«Ну, ты даешь, мужик», - сказал он про себя, но сожаления, раскаяния не было.

–  Все правильно, все правильно, - бормотал он, пробираясь к выходу.

Его знакомая телефонная будка с неизменно работающим телефоном была так раскалена на солнце, что Апыхтин даже на расстоянии увидел дрожащий над ней воздух, горячие струи, поднимающиеся в серое знойное небо. С содроганием он вошел в будку и, бросив жетон в щель, набрал номер начальника охраны Пакина.

Трубку подняли тут же, видимо, звонка ждали.