Шрифт:
– Алло!
– Это был голос Пакина.
– Слушаю тебя, Федя!
– Владимир Николаевич, докладываю! Есть чем записать?
– Минутку… - Апыхтин только сейчас сообразил, что сведения, которые он заказал Пакину, нужно все-таки записать. Он вынул из кармана ручку, клочок какой-то скомканной квитанции.
– Готов.
– Хозяина машины зовут Юрий Степанович, да, Вахромеев Юрий Степанович. Записали?
– Давай дальше.
– Живет по адресу… Озерная, семнадцать.
– А квартира?
– Частный дом. Знаете, где это?
– Понятия не имею.
– Конечная остановка седьмого трамвая. Он там разворачивается и идет в обратную сторону, к центру.
– Семья?
– Разведен.
– Чем занимается?
– Бизнесмен. У него два или три киоска в районе вокзала.
– Давно в городе?
– Около года. Дом купил, но еще не расплатился.
– И не расплатится, - неосторожно обронил Апыхтин.
– Да, репутация у него еще та, - согласился Пакин.
– Чреватый мужик. Но с деньгами порядок. Есть деньги у мужика.
– Знаю. Друзья?
– Такая же шелупонь, как и он сам. Соседи его побаиваются, хотя причин вроде бы нет.
– Ты говорил с соседями?
– А что, не надо было?
– Мы же договорились - только сам, только один… Ну да ладно, это уже не имеет значения.
– Оплошал, да?
– Немного есть, но это несмертельно.
– Хотелось как лучше…
– Ладно, Федя, проехали. Ты что-то хотел сказать о моих замах? Говори.
– Разлад у них.
– В чем именно?
– Какая-то нервозность, взвинченность… Недовольны они друг другом.
– По делу недовольны или характерами не сошлись?
– И то, и другое. Такое ощущение, что их дергает ваше отсутствие. Даже не само отсутствие… Им непонятна ваша задержка.
– Срываются, слова непочтительные произносят?
– Бывает и это.
– Кто же из них самый нервный?
– Цыкин. Секретарше мозги проел, меня достает - где да где Апыхтин… Вы не поверите - лицом почернел. Мы его почти и не видим… Или весь день из кабинета не выходит, или вообще в банке не появляется.
– Может, влюбился?
– Цыкин?!
– поперхнулся Пакин.
– Кто угодно, только не он.
– По-разному люди влюбляются, - рассудительно заметил Апыхтин.
– Басаргин?
– Работает. Совещания проводит, клиентуру принимает, разгоны по отделам дает… Я, конечно, извиняюсь, не мое это дело, опять же и нашептывать не хочу.
– Пакин замолчал, ожидая предложения продолжить, но Апыхтин молчал.
– Очень уж ему понравилось в вашем кабинете… Не знаю, согласится ли в свой вернуться.
– Разберемся, - усмехнулся Апыхтин.
– Что Осецкий?
– Веселится.
– Не понял?
– Говорю же - веселится. Вроде все идет как ему хочется, и нет причин для печали. Носится по этажам, хохочет, всех женщин перецеловал… Тех, конечно, которые того стоят. Аллочку, вашу секретаршу, совсем с ума свел, каждый день с прической появляется, в новых бусах, кольцах, платьях!
– Ну, - успокаивающе произнес Апыхтин, - он ей всегда нравился, и она, похоже, тревожила его сердце… Пусть.
– Так-то оно так, - с сомнением проговорил Пакин.
– Да вот что-то и не так.
– Давай уж, выкладывай.
– Я, Владимир Николаевич, охранник, старый милицейский служака, а потому взгляд на мир у меня своеобразный. И в уголовном розыске работал, и агентурная работа на мне была, и наблюдением занимался гласным и негласным…
– Давай, Федя, давай!
– поторопил Апыхтин.
– Многовато он в приемной толчется, вот что я скажу. Всю жизнь банка контролирует.
– Но он и должен это делать.
– Больно контроль-то получается какой-то назойливый, если не сказать, целеустремленный. Звонки, почта, посетители… Только Басаргин из банка, он на правах друга тут же в кабинет - позвонить, дескать, надо. А почему не позвонить из своего кабинета? По бумагам шастает - вот мое мнение. Интересуется человек.
– Ладно, Федя, усек.
– Когда вас ждать-то?
– Недолго осталось. Спасибо за сведения. Позвоню завтра-послезавтра.
Апыхтин повесил трубку, торопясь покинуть раскаленную будку. «Ну что, Вахромеев Юрий Степанович… Вот и познакомились, - подумал Апыхтин, направляясь к своим «Жигулям», которые предусмотрительно загнал в тень от кленов, стоявших вдоль сквера.
– Предстоит личная встреча… Надеюсь, понравимся друг другу, надеюсь, друг друга не огорчим… Во всяком случае, я сделаю все, что в моих силах…»