— Мне много не надо. Мне одну.

— Заведешь одну.

— И беленькую, — потребовал Пыёлдин с такой капризностью, будто прямо сейчас решалось, какую ему девочку завести.

— Нет проблем, — заверил его Цернциц. — Там и беленьких полно, и темненьких, и желтеньких…

— А я не какую угодно девочку хочу, — медленно, вполголоса произнес Пыёлдин, так произнес, будто Цернциц хотел его обмануть, а он этот обман разгадал. — Я Анжелику хочу.

— Не понял? — насторожился Цернциц. — Какую Анжелику?

— Вот которая в баре соки-воды разливает.

— А зачем тебе Анжелика? Возьми Изауру — она получше будет, покрасивше. Возьми просто Марию, она вообще… Полный отпад. На выбор!

— Только Анжелика. У нас с ней любовь.

— Уже?! — Цернциц раздраженно передернул плечами, но перечить не стал. — Хорошо. Забирай. Но предупреждаю… Она будет тринадцатой в вашей бандитской группе террористов…

— Значит, потребуется тринадцатый миллион, — быстро вставил Пыёлдин.

— Тринадцатая, да еще и баба… Опасно.

— А ее миллион?

— Бери.

— А в чем опасность?

— Каша, — вздохнул Цернциц. — Остановись. Ты спрашивал, в чем остался прежним? Отвечаю — в занудливости. Ты не можешь выйти отсюда, потому что здесь остается так много денег? Не думай о них. Они тебе не нужны. Тебе вполне хватит той пачки, на которой сидишь. Да и с ней управиться будет непросто. Только на то, чтобы потратить ее, жизни мало.

— В каком смысле? — насторожился Пыёлдин.

— Да все в том же, — устало вздохнул Цернциц. — Не переживай, на тебя никто покушаться не собирается. Ты сам добьешь себя.

— Не понял!

— Тебе предстоят многолетние хлопоты, чтобы истратить эти деньги. Миллион долларов — это хищное существо, жестокое, безжалостное, капризное. Тебя оно попросту сожрет.

— Это как? — побледнел Пыёлдин.

— Ну, как… Найдут однажды твой обглоданный труп, а миллиона и след простыл. Решат, что кто-то тебя ограбил… На самом деле это он, миллион, загрыз тебя, напился твоей непутевой крови и пошел бродить по белу свету в поисках таких же, как он, свободных, злых и ненасытных миллионов. Они объединяются, Каша, и сжирают уже не отдельных людей, они сжирают толпы, затевают войны, могут проглотить государство!

— Ну, ты даешь, Ванька! Как же они тебя не скушали?

— Ты думаешь, этот сейф, стальные стены, сигнализация, охрана — все от грабителей? Нет, Каша! Нет! Это клетка для тех миллионов, которые здесь заточены! Чтобы их держать здесь, чтобы они, как дикие звери, не разбежались, как ядовитые змеи не расползлись!

— Ни фига себе! — Пыёлдин с опаской покосился на пачку, на которой сидел.

— Даже оказавшись на Кипре, в полной безопасности, вы начнете с того, что перестреляете друг друга. Половину своих же на тот свет отправите. И тогда у каждого из вас станет по два миллиона. А потом опять будет стрельба, и кончится тем, что у вас с Анжеликой на двоих будет тринадцать миллионов.

— А потом она меня трахнет? — улыбнулся Пыёлдин.

— Если перед этим ее не трахнешь ты.

— Я это сделаю раньше, — Пыёлдин поднялся. — Я это сделаю гораздо раньше, Ванька. Более того, я буду заниматься этим постоянно. Но спасибо за предупреждение, мне нужно подумать. Я не могу подвергать свою жизнь смертельной опасности. У меня нет таких надежных клеток, как у тебя, мой миллион наверняка набросится на меня во сне и перегрызет горло… Нет-нет, я должен очень крепко подумать, — Пыёлдин опасливо отодвинул ногой пачку с долларами.

— Как?! Не берешь?

— Пока не беру, — поправил Пыёлдин. — А там будет видно. Поживем — увидим.

— Смотри, Каша…

— Не пужай, Ванька. Я уж пуганый-пуганый… Не надо.

— Все ясно… Не у всех выдерживают нервы видеть столько денег. И рассудок выдерживает не у всякого. Некоторые умом трогались, попадая сюда… С тобой этого не случилось, Каша?

— Я в порядке. Видишь, я не хватаю пачки, не вскрываю их, не запихиваю доллары за пазуху. Нет, Ванька, я в порядке. Я убедился в том, что деньги у тебя есть, хранилище надежное, доллары отсюда не разбегутся… И ты человек надежный, не жлоб.

— А ты подозревал меня в жлобстве? — едва ли не впервые в голосе Цернцица прозвучали человеческие чувства, он явно обиделся на Пыёлдина.

— Годы меняют людей. Ты сам мне это говорил. Не обижайся, Ванька.

— Что ты задумал?

— Не знаю, — Пыёлдин развел руки так, что ладони его уперлись в пачки долларов, сдавивших со всех сторон и его желания, и сознание.

— Ладно, пусть так. Но давай договоримся… Если что-нибудь затеешь, скажи мне… Предупреди. Понял?

— Заметано! — Пыёлдин похлопал Цернцица по спине, довольный тем, что заканчивается этот тягостный разговор, когда он и в самом деле не понимал себя. Но чуял Пыёлдин, что поступает правильно, что не следует ему сейчас брать эти двенадцать миллионов долларов, сгорит он вместе с ними. И была еще одна причина, дурацкая какая-то причина — не хотелось ему покидать Дом.