Не хотелось, и все.

Жизнь пошла такая неожиданная, непредсказуемая, интересная — такой у Пыёлдина никогда не было, и он понимал — не будет.

И было еще кое-что… Анжелика.

Никогда, ни единого раза не оказывалось в подчинении у Пыёлдина ни единого человека. То ли миловала его судьба, то ли наказывала, но не довелось ему побывать ни прорабом, ни бригадиром, ни начальником участка, ни старшим землекопом. А вот старшим «куда пошлют» бывал частенько. Да что там частенько, он всегда, везде, в любой обстановке неизменно оказывался в самом низу, на дне, да еще с лопатой, с совковой, между прочим, лопатой. Но по сторонам всегда смотрел внимательно, кое-что впитывал, кое-чему учился. Только благодаря этому и удалось ему так красиво исполнить последний побег.

Не дурак был Пыёлдин, далеко не дурак.

Но и он не знал, не подозревал даже, что существует целая наука, с тайными знаниями, закрытыми советами, хитроумными нарушениями — наука по управлению людьми, что есть способы заставить людей повиноваться, доносить друг на друга, методы поощрения и наказания, причем настолько тонкие и неуловимые, что человек, которого наказывают или поощряют, этого даже не замечает. Да, поначалу он не ощущает начальственной ласки. Просто вдруг осознает, что счастлив, умен, всеми любим. И сны у него радужные, и попутчицы в трамвае одна другой краше, и все ему улыбаются, мечтают услышать от него хоть словечко, пишут дрожащими пальчиками номера своих телефонов, квартир, названия городов, улиц и переулков, где их можно найти, а ему для этого стоит только захотеть, только захотеть.

По глупости и самонадеянности человек думает, что все это идет от его достоинств, потому что он хорош собой, умен и образован, остроумен и шутлив, потому что бездна в нем врожденной привлекательности, а то и соблазнительности… И невдомек ему, дураку, что все гораздо проще — начальник положил на него свой глаз начальственный и решил маленько поощрить за усердие или еще там за что — причин может быть великое множество. И применил простенький такой, незамысловатый приемчик, разработанный по той самой науке.

И все.

И человек уже окрылен.

А окрыленные видны на расстоянии, их мало, к ним тянутся в надежде погреться в их тепле, окунуться в луче света, который они распространяют вокруг себя…

Только и того.

А если начальник решил слегка пожурить человека, он применяет другой прием. И тот убит. И выражение лица у него такое, будто на шее уже петля затянута. И тепла в нем нет никакого, и свет вокруг него погас. Люди в ужасе шарахаются от такого, потому что голова его действительно в петле. Правда, видят эту петлю далеко не все, но все ее чувствуют, как звери чуют охотника, провонявшего порохом, звериной кровью, паленой шерстью, салом и самогоном.

Так вот, Пыёлдин по кличке Каша…

Он не только не знал этих приемов, он не подозревал об их существовании. Но понимал, здравым своим, простецким, уголовным умом понимал, что управлять людьми нужно, иначе они будут вести себя убийственно по отношению к самим же себе. Да, сами будут убивать себя и суматошно искать врагов. И находят ведь врагов, вступают с ними в схватку, но в побежденных неизменно оказываются сами же…

Хмуро шагая вслед за Цернцицем из тайных его кладовых, Пыёлдин рассуждал о том, как ему сейчас поступить. Ведь той тысяче человек, тысяче отборных граждан города, которых он захватил так легко и неожиданно, нужно что-то объяснить, сказать, в качестве кого они задержаны, как должны вести себя, чтобы заслужить его доброе отношение.

С нарушителями все ясно — в окно, и никаких разговоров.

Или в лифт.

Здесь Пыёлдин был тверд и не собирался менять сложившийся порядок. Но после разговора с Цернцицем в глубинах сейфа он ощутил внутреннюю неуверенность. Это произошло, когда Цернциц без всякого давления сразу согласился выдать ему нужную сумму и даже помочь скрыться. Вот тут-то и дрогнул Пыёлдин, вот тут-то он и засомневался в том, что ему и в самом деле нужны деньги, что он и в самом деле явился сюда за деньгами…

Может быть, ему просто захотелось покуражиться, напомнить миру о своем существовании? Может быть, славы ты хотел, Каша? Зачем ты сюда заявился да еще притащил с собой дюжину бандюг? Деньги? Бери…

— Надо выходить на связь, Каша, — обернулся Цернциц.

— С кем?

— С внешним миром.

— Зачем?

— Мир взбудоражен, Каша.

— С чего ты взял?

— Каша, ты что, и в самом деле думаешь, что взять в заложники тысячу человек, перестрелять охрану, сбросить в окна сколько-то там человек… Это пустячок?

— Конечно! — весело ответил Пыёлдин. — Я никогда не был способен ни на что серьезное! И ты мне это говорил! Успокойся, Ванька, нынче заложниками никого не удивишь! Так ли уж важно — взять в заложники десять человек или тысячу? Некоторые в заложники берут население целых стран — и ничего, сходит!

— Каких стран? О чем ты говорить?

— Ванька! А разве население нашей с тобой страны — не в заложниках? Миллионы мрут от голода, останавливаются заводы, отваливаются целые республики…