— Из этой штуковины ты за десять секунд сможешь изрешетить все вокруг, — заметила Анжелика.

— Да? — удивился Пыёлдин не столько боевым качествам автомата, сколько словам Анжелики. — Ну ладно, разберемся.

Когда через полчаса подбритый и подстриженный Пыёлдин поверх черного костюма, белой сорочки и лиловой бабочки с серебристыми искрами надел автомат с коротким стволом, весь его облик приобрел завершенность и ту неуязвимую значительность, которая достигается лишь полной совместимостью каждой детали одежды.

Пыёлдин прошел вдоль зеркала, повернулся, прошел еще раз. Что-то его озадачивало, но почувствовалось, что в общем он себе нравится. И тут обнаружилась странность, о которой Анжелика, видимо, знала — новый наряд что-то изменил в Пыёлине. Он явно прибавил в росте, почти исчезла блатная сутуловатость. Изменилась и походка, она перестала быть расхлябанной, пропала усвоенная в лагерях привычка вызывающе выбрасывать ноги или же, наоборот, подволакивать их, притворяясь немощным и забитым. И взгляд стал строже, ушли куражливость, пренебрежение к себе и ко всему на свете. Теперь Пыёлдин был почти одного роста с Анжеликой, нет, она все-таки оставалась немного выше, но прежней разницы уже не ощущалось. Видимо, начал работать тот миллион долларов, о чем предупреждал Цернциц. Миллион еще не лежал у него в кармане, но уже принадлежал ему.

— Что скажешь? — спросил оробевший Пыёлдин, он что-то заметил, что-то насторожило его в собственном облике.

— Могу повторить то, что уже говорила, — серьезно сказала Анжелика. — Ты прекрасен.

Пыёлдин промолчал.

Не стал хихикать, оспаривать, топить в словах собственное смущение. Он лишь пристально посмотрел на Анжелику — не шутит ли, и опять повернулся к зеркалу. Ему нужно было привыкнуть к своему новому облику.

— Хорошо это или плохо, — медленно проговорил Пыёлдин, — но это уже не я… Хорошо это или плохо.

— Нет, Каша, — Анжелика подошла к нему вплотную, коснувшись его груди сосками, прикрытыми тонкими кружевами. — Ошибаешься. Это и есть ты. Настоящий. А тот, кем ты был раньше… Это было совсем другое существо, которое только притворялось тобой. Присвоило себе твое имя, твое прошлое, оно присвоило себе даже твое будущее… А сейчас ты все это вернул обратно.

— Послушай, Анжелика… Может быть, я останусь собой и без этой бабочки? — жалобно спросил Пыёлдин. — Нельзя же вот так круто превращаться… Даже если становишься самим собой, а? Пощади, Анжелика!

— Каша! Настоящие превращения — только мгновенные! А с годами… С годами мы и так превращаемся черт знает во что… И никто этого не замечает. И мы сами этого не замечаем. Поэтому — только в бабочке, только с серебряной искрой, только в белоснежной сорочке, только с первой красавицей планеты! — Она шало улыбнулась.

— А автомат?

— Этот автомат выглядит достойно, когда рядом лиловая бабочка с серебряной искрой. Без бабочки он похож… На старый утюг! Знаешь, которые разогреваются угольями… А сейчас он выглядит так, как ему и положено выглядеть.

— А как он должен выглядеть?

— Он обязан производить впечатление оружия. Опасного и безжалостного. Послушного и боеготовного. Он должен выглядеть оружием красивым. Убедительным.

— Боже! — вскричал потрясенный Пыёлдин. — Анжелика! Откуда ты все это знаешь?

— Надышалась.

— Неужели и все вокруг тоже… Ты хочешь сказать, что вся страна заразилась?

— Конечно. Одним воздухом дышим, одну заразу вдыхаем, одними знаниями подпитываемся.

— Кошмар какой-то, — смятенно пробормотал Пыёлдин. — Ужас и кошмар. Получается… Это что же получается… Каждый гражданин может взять оружие?!

— Уже взял, — спокойно ответила Анжелика, будто речь шла о пустяке. — Ножи, газовые баллончики, пистолеты, свирепые собаки, которые могут запросто растерзать тигра, как котенка… Раньше деньги копили на холодильники, машины, поездки в дальние страны… Сейчас копят на автоматы, гранатометы, пулеметы, оптические прицелы…

— Что же будет дальше, Анжелика?!

— Выборы, — улыбнулась красавица. — Скоро будут очаровательные выборы.

— И как они пройдут?

— Весело! — Анжелика сверкнула прекрасными своими очами.

— И кого выберут?

— Президента!

— И этот президент…

— Да, Каша! Да! Он будет полностью соответствовать своему народу.

— Представляю, — пробормотал Пыёлдин. Медленно ступая по ковру черными лакированными туфлями, приблизился к громадному окну и посмотрел вниз, на город, затянутый дождливой дымкой. Крыши домов, прочерки улиц, зеленые пятна скверов были затянуты сероватым туманом. И лишь далеко за городом, на самом горизонте, сквозь тучи пробивались сильные лучи солнца, высвечивая на земле яркие золотистые пятна — в полях зрела пшеница. Пыёлдин невольно залюбовался этим разлитым золотом, вздохнул глубоко и скорбно — тот горизонт был ему сейчас совершенно недоступен. Обернувшись на шум открываемой двери, он увидел на пороге Цернцица.