Прелестные уста их источают сладкий яд,

что, наслаждение даруя — в тоже время убивает.

А жить так хочется…

Да только невозможно, воспарив на небеса,

о смерти не забыть и поцелуй прервать!

Но, даже пожелав — не вырваться из их объятий страстных,

что обратились гибельною хваткой…

Не хватит сил…

И не попортить нежной кожи шёлк, скользит по ней клинок кинжала…

„То есть губы суккуб источают смертельный яд?“ — вычленил я самое главное из повествования нечисти.

„Ну не совсем яд… — почесав рог, ответил бес. — Это эдакий дурман сладострастия… Позволяющий суккубам одним лишь мимолётным касанием губ затуманивать разум своим жертвам. — И скорчил рожицу: — Проблема только в том, что мало кто может удовольствоваться столь малым! А в слишком больших количествах и лекарство — яд.“

„Да мы же с Кейтлин целовались всего ничего! — вознегодовал я на такую несправедливость. — А отдельные счастливчики, по слухам, по нескольку дней кряду с суккубами развлекались! Причём не довольствуясь одними лишь поцелуями!“

„Наверное они были пьяны, — пожал плечами рогатый. — Вино неплохо связывает дурман суккуб, оттягивая момент пресыщения им“.

„А вина у меня с собой и нет… — упав духом, уныло подумал я. — Да даже если и было бы — что толку, если уже не только руки-ноги отнялись, но и губы не шевелятся?..“

„Могу малость посодействовать…“ — вкрадчиво молвил рогатый и предвкушающее потёр лапки.

„В излечении от смертельного яда? — с сарказмом осведомился я. И фыркнул: — Спасибо — ты меня уже от смертельной заразы лечил! — Да так и замер, осознав, что ляпнул. А сердце сразу быстро-быстро заколотилось. — Бес! — гневно обратился я к поганцу. — Так может я и не умру в самом деле? Чуть поваляюсь так, да отойду? Если уж меня ламма ваша демоническая не взяла, то что мне какой-то дурман?“

„Ну… — заюлил бес. — Это уж как сложится… — И съехидничал: — Может помрёшь, а может и нет. Хочешь попробовать?“

„Вот гад! — обозленно подумал я. — Хорошенький выбор предложил! Прямо таки подталкивающий к необходимости принятия практически безвозмездной бесовской помощи!“

Но сразу я решил не сдаваться. Как станет совсем худо — тогда к нечисти и обращусь. А прежде надобно проверить одну идейку… Не поможет ли мне нечеловеческая ярость, в результате которой начинается частичная трансформа тела… Может Я-чудовище, лучше демоническому яду противостоит?..

Я попытался. Попытался озлиться на охватившую моё тело немощь. И это у меня легко получилось! Вообще чем дальше — тем проще с этим делом. Даже напрягаться не нужно, чтоб перейти в измененное состояние духа и тела. Всколыхнувшаяся ярость мгновенно затуманивает взор багровой пеленой, а мышцы наполняются чудовищной мощью и словно обращаются камнем…

Стряхнув с себя невесомую паутину безволия я поднялся, потянулся, широко разведя руки. И устремился к вершине горного склона. Туда, где поблескивало зеркало небольшого водоёма, кой образовался не так давно из растопленного драконьим дыханием снега и льда. А то пить так хочется, что убил бы за глоток воды…

С жадностью утолив терзающую меня жажду, я погладил заурчавший живот. Напился — и жрать так захотелось — что просто никакого спасу нет! Жаль только заловить и слопать некого… Словно попряталась вся живность… Не ветки же мне теперь глодать?!

Тут мой шарящий по окрестностям взгляд наткнулся на целую гору мяса внизу, у скал. И радостно оскалившись, я звучно хлопнул в ладони и буквально слетел с вершины отрога к еде…

„Молодая драконятина вкусная… Очень вкусная…“ — чавкая и жадно урча от удовольствия подумал я, поглощая очередной кусок мяса, с лёгкостью вырванного мощными когтистыми чешуйчатыми лапами из туши крылатого ящера.

Сожрав наверно с десяток фунтов свежины, я малость утолил свой голод. Чуть успокоился и уже сдержанней продолжил своё пиршество. Вырвал кус мяса понежней, и поедая его на ходу, занялся приготовлением изысканного лакомства — слегка обжаренной драконьей печени. Благо раскалённых камней в округе в достатке — сам на одном чуть не спёкся, едва на него присев.

Поджаренная драконья печень — это нечто! Я аж моментом проголодался вновь, едва мои ноздри уловили ароматный запах, начавший исходящий от тонких ломтиков её, разложенных повсюду на камнях! И не смог удержаться — не дождавшись полной готовности деликатеса начал лопать его!

Бес его знает, сколько я всего съел, но мне заметно полегчало. И нечеловеческая сущность, обуявшая меня, умиротворённо отступила. Ушёл багровый туман из глаз, исчезла чудовищная мощь. И чешуя с рук исчезла. Осталась лишь лёгкая усталость и сытость… И глаза отчего-то сразу начали слипаться…

— Стайни?! — вырвал меня из сладкой дрёмы чей-то громкий возглас.

И, встрепенувшись, я распахнул глаза. Отпрянул от драконьего бока, к которому прислонился, засыпая, и завертел головой, ища источник звука.