— Всю комнату испакостили, — говорит она с мягким укором. — А я вчера белила ее, мыла… Чего же вы в конце концов добиваетесь? Какое удовольствие в возне с ржавым железом? Безобразники вы! — повысила она голос. — Вы должны обещать мне прекратить эту игру.

Ребята молчат. Николай глядит себе под ноги. Лева вдруг вспомнил, что на рукаве у него пятнышко, и сейчас нет для него задачи более важной, чем скрести это пятнышко.

Инна Васильевна понимает, что требуемого обещания они не дадут.

Бросив последний взгляд на комнату, она выходит. Дети следуют за ней. По полу коридора к двери рабочего общежития тянется цепочка мелких темных пятен — накапало из бака. Инна Васильевна идет по этим следам, не отпуская ребят от себя. И надо же было случиться, что как раз в этот момент дверь общежития отворилась и оттуда вышел Савелий Дмитриевич. Он никуда не торопился: минуту открывал дверь, столько же закрывал. Между тем одного беглого взгляда в комнату было достаточно, чтобы все понять. Инна Васильевна имела возможность увидеть столь ненавистные ей «железки», сложенные в общежитии на полу, как раз против двери.

— Можно к вам? — решительно обратилась она к Савелию Дмитриевичу.

— Милости просим… очень рад, — рассыпался тот в любезностях, и каждое его слово воспринималось сконфуженными друзьями, как предательство. Бригадир широко распахнул дверь, на этот раз довольно быстро. Ребята предпочли не заходить в комнату. Впрочем, дверь за вошедшей туда Инной Васильевной они прикрыли неплотно, так что могли слышать все, о чем там будет говорено.

Некоторое время в комнате было тихо — Инна Васильевна осматривалась. Потом она спросила:

— Откуда эти ржавые железки? Мои натаскали?

— Возможно, — уклонился Савелий Дмитриевич от прямого ответа.

— Прошу открыть окно и выглянуть — нет ли кого поблизости.

— Никого, — ответил Савелий Дмитриевич, выполнив ее поручение.

— Хорошо… Прошу выбросить все это во двор, — указала она на кучу железных вещей на полу.

— Зачем? Это все нужно.

— Они ваши?

— Пока в моей комнате — мои, — ответил он снова уклончиво. — Это очень полезные вещи.

— Но из-за них ваша комната… Ни уюта в ней, ни чистоты… Кто у вас старший?.. Этому человеку надо уши надрать, его надо заставить все это вычистить, — горячилась Инна Васильевна. Савелий Дмитриевич молчал.

— Разве можно жить в таких условиях? — продолжала Инна Васильевна довольно резко. — Везде окурки, окна мутны от пыли, паутина под потолком… Неужели не замечаете? Кто у вас уборку делает?

— Сами, по очереди… Сегодня очередь моя.

— Была или будет?

— Была… Уже закончил, значит, уборку, — смущенно ответил Савелий Дмитриевич.

— Так… — неопределенно протянула Инна Васильевна и вдруг предложила: — Знаете что, мои дети напачкали у вас — так позвольте мне и убрать, хотя бы показать, как это делается. Где ваши тряпки, веник, швабра?.. А все эти железки хоть в сарай, что ли, вынесите…

Это было так неожиданно и вместе с тем так понравилось ребятам, что они, словно опасаясь громкими шагами вспугнуть то хорошее, свидетелями рождения чего они стали, на цыпочках отошли в сторону. Счастье их было тем полнее, что Инна Васильевна, видимо, забыла про них.

Вскоре мимо них пробежал с пустым ведром Савелий Дмитриевич, шепнув на ходу: — Сейчас я вам все ваше выдам, и эвакуируйте его в безопасное место.

Чердак был просторен. Ребята облюбовали отсек, наиболее удаленный от лестницы, хотя и потеснее других, зато с дверью и слуховым окном. Превратить его в мастерскую оказалось делом несложным. В сарае нашли несколько сосновых досок, а во дворе с самой весны валялись забрызганные известью деревянные козлики. Из всего этого ребята быстро соорудили помост, заменивший им стол. Привинтили к нему тиски, в балку вбили несколько гвоздей, сделали висячую полку. Когда же Николай нечаянно разбил стеклянную банку с вазелином и положил ее дно с остатками вазелина на слуховое окно, а на крюк повесил старое лукошко для хранения пакли, отсек сразу приобрел вид давно обжитой мастерской.

Николай принес лопнувший обруч из толстого железа, ножовкой отрезал от него кусок и зажал в тиски.

— Пили, пока я буду устанавливать бак, — предложил он Леве, — надо сделать держатели для фары.

Он показал, что и как делать, и Лева принялся за работу. Ему никогда не приходилось обрабатывать железо, не без трепета взял он в руки напильник: а вдруг не получится? Став в позицию у тисков, он левой рукой прижимал напильник к пластинке, а правой с усилием проталкивал его вперед. Деревянная ручка выдавливала в ладони красный след, от непривычки ладонь болела.