При этихъ словахъ она указала на то мсто, гд недавно изъ-за стны появлялась сдая голова хитраго совтника. Ея тусклые глаза на минуту засверкали гнвомъ, и апатичная сосдка внезапно превратилась въ непримиримаго врага.

– Прекрасное сосдство – это монастырское помстье, – проворчала она, – и изъ этой грубой семьи Арнольдъ выбралъ себ друга, „своего единственнаго друга“, какъ онъ его всегда называетъ.

– Да, Феликса Люціана, который увезъ танцовщицу, – добавила язвительно канонисса. – Свтская жизнь собрала вокругъ тебя странные элементы, Клементина…

Лицо баронессы омрачилось.

– Эти элементы никогда не касаются меня, – я всегда уклоняюсь отъ такого общества, – прервала она канониссу взволнованнымъ голосомъ. Но ты взгляни только на эти четыреугольныя головы Шиллинговъ тамъ въ большой зал! Нa всхъ лежитъ печать грубыхъ наклонностей, противъ которыхъ всякая борьба безсильна, – Арнольдъ называетъ это силой и отвагой. Сдержанность и отчужденіе вотъ единственныя слабыя орудія Шиллинговъ… До сихъ поръ я теб еще не говорила, что мой мужъ соучастникъ одной семейной тайны, вслдствіе чего я, можетъ быть, въ скоромъ времени должна буду терпть подл себя людей, которые, вроятно, внесутъ не мало шуму въ мою тихую жизнь, – въ дом Шиллинга скоро будутъ гости, которые…

Канонисса слушала ее очень внимательно, но шумъ отворяемой двери заставилъ баронессу замолчать; она взглянула въ ту сторону и сдлала быстрое нетерпливое движеніе рукой. Изъ салона вышелъ слуга, державшій на рукахъ Минку.

– Я хотлъ только доложить вашей милости, что бдное животное теперь совсмъ оправилось, – пробормоталъ онъ, смущенный гнвнымъ жестомъ баронессы.

– Хорошо, – сказала она. – Наказаніе не принесетъ eй вреда. Минка на весь день подвергнется строгому аресту и сегодня не должна больше мн попадаться на глаза.

Слуга подалъ ей портфель, принесенный съ почты, и молча удалился. Въ салон онъ исподтишка засмялся; въ подобныхъ случаяхъ за ненавидимой всми въ дом „черной канальей“, которую онъ только что величалъ при госпож „бднымъ животнымъ“, обыкновенно очень нжно ухаживали, а теперь вдругъ такая немилость! Чего не могли сдлать неудовольствіе хозяина дома и жалобы прислуги, то сдлало грубое оскорбленіе посторонняго человка.

Почтовый портфель, принесенный слугою, былъ практически введеніемъ баронессы, „чтобы ни одно письмо не пропало по небрежности прислуги“, а потому вс приходившія въ домъ Шиллинга письма проходили черезъ руки хозяйки. Она отперла портфель и вынула все, что тамъ было. Она продлывала все это съ обычной аккуратностью, съ характеризовавшими ее граціозными движеніями, но вдругъ она вспыхнула и тонкіе пальцы ея дрогнули, какъ будто изъ одного изъ конвертовъ выползъ паукъ. Конвертъ этотъ былъ съ траурными каемками и съ прекрасно вырзаннымъ гербомъ на печати.

– Итакъ, вотъ оно, – беззвучно пробормотала она. – А я съ каждымъ днемъ все боле и боле надялась, что эта исторія замолкнетъ. – Она, повидимому, была очень непріятно поражена, но скрыла это подъ принужденной улыбкой. – Lupus in fabula [16] , – сказала она, показывая канонисс письмо, которое было адресовано барону Шиллингъ. – Я говорила теб о гостяхъ; тоненькій листочекъ, лежащій въ этомъ конверт, по всей вроятности курьеръ, извщающий о скоромъ прибытіи неизбжныхъ гостей. Захочешь ли ты остаться подъ одной кровлей съ бывшей танцовщицей.

Умное смуглое лицо канониссы приняло ледяное выраженіе.

– Прежде всего, я должна спросить тебя, Клементина, какъ ты можешь быть непозволительно слаба и допускать подобныя вещи?

Баронесса опустила глаза и начала собирать крошки на стол; она была смущена.

– Мужъ просилъ меня объ этомъ; обыкновенно онъ ни о чемъ не проситъ…

– Такъ, это, конечно, очень уважительная причина! – Самый строгій исповдникъ не могъ выглядть неумолиме этой дамы, иронія которой не произвела желаемаго дйствія. Ея изящная пріятельница превратилась въ упрямаго ребенка, что съ ней часто случалось, и сказала раздражительно и гнвно.

– Перестань, Адельгейда, не читай постоянно нравоученій. Я знаю хорошо, какъ мн надо себя держать, и уклоняюсь отъ этой глупой исторіи. Боже мой, какое мн дло до того, что умеръ Феликсъ Люціанъ? Какое мн дло до того, что онъ лишился всего состоянiя во время войны? Я вижу въ этомъ только карающую десницу Бога надъ гршнымъ сыномъ, который въ ужасномъ ослпленіи возсталъ противъ матери…

– Этой старой женщины въ монастырскомъ помсть, которую мы сегодня видли въ окн?

– Да, она до сихъ поръ и слышать ничего не хочетъ о сын – и вполн права! Она не знаетъ, что онъ умеръ, что посл него осталось двое дтей и копитъ и увеличиваетъ свое огромное состояніе для сына своего брата, для этого маленькаго урода, который прыгалъ тамъ на стн.

Какъ бы уставъ отъ длиннаго разсказа она согнулась въ своемъ кресл, – блое батистовое платье собралось въ некрасивыя складки на ея согнувшейся фигур, а на ея длинныхъ узкихъ рукахъ, которыми она машинально теребила вышитыя оборки, надулись вс жилы.

– Дурно воспитанному, злому мальчишк было бы подломъ, если бы онъ лишился этого наслдства; онъ и такъ много получитъ, – добавила она посл нкоторой паузы, – но, какъ я уже сказала, какое мн до этого дло?… Немало потребовалось мн терпнія, чтобы выслушивать, какъ Арнольдъ говорилъ о своемъ американскомъ друг, что „бдняга“ на смертномъ одр не имлъ другого желанія, какъ представить оскорбленной матери своихъ обожаемыхъ дтей, что его послдняя воля была, чтобы посл его смерти молодая вдова съ дтьми отправилась въ Германію… и еще Богъ знаетъ что! Я всегда очень небрежно слушала. И вс эти мечты и планы должны быть приведены въ исполненіе, но при этомъ встрчается много затрудненій. Совтникъ Вольфрамъ отдаляетъ отъ сестры все, что могло бы ей напомнить о сын – этотъ человкъ скоре дастъ разорвать себя въ куски, нежели допуститъ лишить своего сына хоть одной щепки изъ наслдства своей сестры, онъ не долженъ ничего подозрвать, и бабушка должна узнать своихъ внучатъ, не зная, кто они, – какъ они хотятъ это устроить, Богъ всть, только это, похоже, продолжится довольно долго. Мстомъ дйствій долженъ быть домъ Шиллинга, который Арнольдъ, къ несчастію, по своей чрезмрной любви къ покойному предоставилъ въ полное распоряженіе его вдовы.