– Люсиль, довольно ребячиться, подумай объ Іозе! – прервала Мерседесъ ея описанія. Въ ея прекрасномъ звучномъ голос, придававшемъ нмецкому языку особую прелесть, въ эту минуту слышалась явная досада. Она энергично схватила молодую женщину за руку и перевела ее черезъ порогъ.

Но это плохо подйствовало. Люсиль вошла въ комнату, но, какъ избалованная капризная двочка, вырвала у нея свою руку.

– Я тысячу разъ предпочитаю походить на ребенка, чмъ разыгрывать старую мудрую бабушку, – язвительно воскликнула она капризнымъ дтскимъ голосомъ. – Почему же это Іозе не долженъ знать, что здсь есть привиднія? Забавно! Спроси свою Дебору, – она смясь указала на негритянку, – она знаетъ баснословное количество исторій о привидніяхъ, одну страшне другой; и, бывало, пока ты прочитывала больному Феликсу газеты, я часто сидла подл Іозе на веранд и слушала Дебору. Мы часто съ нимъ одинъ больше другого приходили въ ужасъ. He правда ли, Іозе?

Негритянка со страхомъ посмотрла на свою госпожу и поставила Паулу на стулъ, чтобы снять съ нея шляпу и дорожный плащъ. Люсиль между тмъ сняла перчатки, граціозно стащила шляпу съ головы, сдернула съ плечъ кофточку и все это одно за другимъ бросала своей горничной, которая ловила ихъ налету, и потомъ опустилась на ближайшую скамью.

– Что касается меня, я страшно устала и желаю только одного: отдохнуть! – и она, какъ кошечка, граціозно вытянулась на шелковыхъ подушкахъ.

– Вашъ домовой будетъ по крайней мр имть настолько такта, чтобы не безпокоить насъ среди благо дня, дорогой баронъ? – подсмивалась она сама надъ своимъ страхомъ и лукаво посмотрла на него. – Пуфъ! это былъ самоубійца! Ахъ, да, какъ же это случилось. Этотъ человкъ обокралъ или обманулъ милаго стараго барона…

– Онъ не кралъ и не обманывалъ, этотъ славный Адамъ, – рзко и сурово прервалъ ея болтовню баронъ Шиллингъ и озабоченно посмотрлъ на молодую двушку у буфета, въ рукахъ которой при этихъ словахъ зазвенла посуда. Она поблднла, и глаза ея гнвно устремились на молодую женщину, лежавшую на кушетк.

Баронъ Шиллингъ сдлалъ ей знакъ провести нагруженную горничную въ сосднюю комнату, и когда она, съ опущенными рсницами проходила мимо него, онъ, какъ бы утшая, погладилъ ее по голов.

– He правда ли, Анхенъ, мы это лучше знаемъ? – сказалъ онъ мягкимъ полнымъ участья голосомъ.

Люсиль вскочила.

– Какъ – Анхенъ, говорите вы? Эта высокая красивая двушка то самое маленькое босоногое существо, которое тогда…

Баронъ быстро приблизился къ ней.

– Сударыня, я васъ убдительно прошу воздержаться отъ подобныхъ воспоминаній, – прервалъ онъ ее, не скрывая даже нетерпнія и негодованія, вызваннаго ея словами. – Вы знаете, съ какой цлью вы сюда прибыли, вы знаете также, что прислуга не должна даже подозрвать, кто вы…

– Ахъ да, я ужъ знаю урокъ, – прервала она его съ утомленнымъ видомъ. – Я познакомилась съ вами и съ вашей женой въ Париж и пріхала сюда отдохнуть и укрпить нервы въ здоровомъ нмецкомъ воздух и такъ дале, – чрезвычайно скучную роль дали вы мн.

Сначала она посмотрла на него широко раскрытыми глазами, – ее раздосадовало также энергическое замчаніе со стороны мужчины ей, „всми обожаемой сильфид“, но потомъ она откинулась на спинку дивана и сложила руки надъ головой.

– Знаете, что я вамъ скажу, баронъ Шиллингъ!… Еслибы въ продолженіе нсколькихъ лтъ меня не грызла тоска по Европ и по тому положенію, которое я, глупая, тогда такъ необдуманно покинула, я бы ни за что на свт не пріхала сюда, будьте уврены въ этомъ… Идея эта сама по себ мн была всегда непонятна – она пришла бдному Феликсу въ голову во время горячки. Скажите, что мы выиграемъ черезъ это? Мы богаты…

Баронъ Шиллингъ съ изумленіемъ посмотрлъ на нее; его глаза встртились съ глазами Мерседесъ, подошедшей къ окну, какъ бы для того, чтобы посмотрть въ садъ, но смотрвшей черезъ плечо въ комнату. Она выразительно посмотрла на него своими большими блестящими глазами и на мгновеніе приложила палецъ къ губамъ.

– Неизмримо богаты, говорю я вамъ, – продолжала Люсиль, не замтившая, что они обмнялись взглядами. – Феликсъ всегда былъ въ состояніи исполнять вс мои желанія, и, еслибы моей безумной дтской голов вздумалось сдлать нашимъ лошадямъ золотыя подковы и отдлать збрую брилліантами, онъ бы и это могъ… Теперь меня, конечно, держатъ экономне. Глупое опекунство, въ которомъ я ничего не понимаю, можетъ меня провести и вывести, какъ заблагоразсудится ей и другимъ надзирателямъ, – она замолчала и непріязненно посмотрла на оконную раму, – все это можно будетъ, наконецъ стряхнуть съ себя – я этого не боюсь, – прибавила она откидывая назадъ локоны и постукивая своей маленькой ножкой по кушетк. – Enfin [19] , мы вовсе не нуждаемся въ грошахъ, пріобртенныхъ продажей молока и масла, о которой мн не разъ разсказывалъ Феликсъ.

Между тмъ Мерседесъ сняла шляпку и дорожный плащъ. Старый живописецъ, котораго такъ высоко цнилъ богатый плантаторъ Южной Каролины, дйствительно былъ великій художникъ. Лицо тринадцатилтней двочки, нарисованное на слоновой кости и лицо молодой женщины, стоявшей между зелеными шелковыми драпировками, имли одн и т же дивныя нжныя черты, одинъ и тотъ же странный колоритъ, напоминавшій свтлые оттнки янтаря. Только та, чьи глаза тогда сверкали изъ сказочной дали, появилась теперь во плоти подъ свернымъ небомъ. Стройная, гибкая, съ гордой осанкой, съ роскошными черными волосами съ синеватымъ отливомъ стояла она въ той самой комнат, гд тогда рзвая двушка высказала свое предположеніе о томъ, что она „горбунья“.

Медленно сняла она перчатки, заботливо поправила траурное кольцо, сдвинувшееся съ своего мста, и сказала своей невстк очень холодно и сдержанно: „здсь дло идетъ главнымъ образомъ о расположеніи бабушки.“

Люсиль быстро вскочила съ мста и обими руками зажала уши.

– Хотла бы я никогда боле не слыхать этой фразы! – вскричала она гнвно и нетерпливо.

– Ахъ, ch`er baron [20] , что сдлали въ Америк изъ маленькой рзвой Люсиль! Избави Богъ! Цлые мсяцы передъ смертью Феликса, это противное примиреніе съ бабушкой было постоянной темой разговора въ комнат больного, а я, бдное созданье, должна была со всмъ соглашаться и утвердительно кивать головой, если не желала слушать страшныхъ грубостей отъ доктора и наставленій отъ донны Мерседесъ… Но я снова здсь, опять такая, какъ была прежде, и не намрена больше играть комедію, а затмъ „пунктумъ“ [21] , какъ говорилъ старый баронъ, который тоже умеръ. Очень желала бы я знать, что бы онъ сказалъ, узнавъ, что моихъ дтей привезли сюда чтобы заискивать „расположеніе“ грубой женщины, которую онъ не могъ выносить и такъ же сильно ненавидлъ, какъ и я. Пусть она только придетъ! Пусть осмлится дотронуться своими грубыми руками до моей нжненькой Паулы!