– Умеръ?! – простонала она, какъ будто задыхаясь.

Мерседесъ поднялась, – видъ этой женщины, звукъ ея голоса, обнаруживавшій тяжелое мучительное страданіе, тронули ее. Она быстро отрицательно покачала головой и направилась къ окну – но женщина быстро отступила въ темноту; она видла только, какъ нахмурились густыя брови надъ сверкавшими глазами и большія блыя руки быстро накинули платокъ на голову, и незнакомка исчезла, какъ привидніе.

На этотъ разъ донна Мерседесъ хотла и должна была выяснить это. Она поспшила въ примыкавшую къ салону дтскую, въ которой были открыты окна и не было огня. Она насколько было возможно высунулась изъ окна, но въ непроницаемой темнот невозможно было разглядть ни одного предмета, только минуту спустя она услыхала, какъ заскрипла калитка, выходившая на бульваръ.

– Только я знаю наврное, – это былъ мужчина, – сказалъ вдругъ мужской голосъ совсмъ близко отъ нея.

– Ты не можешь не спорить, старый дуракъ, – возразилъ сердито другой, принадлежавшій камердинеру Роберту.

– Ты, можетъ быть, станешь еще утверждать, что это былъ покойный Адамъ? Это была женщина, это врно, – я засталъ ее здсь еще разъ два дня тому назадъ.

Окно, у котораго стояла донна Мерседесъ, было крайнее; оно примыкало къ снямъ и находилось близъ главнаго подъзда, куда только что вышли говорившіе.

– Хотлъ бы я очень знать, что же ей здсь нужно, – продолжалъ слуга, – однако врно то, что она ходитъ на галлерею и заглядываетъ въ комнату больного.

Онъ тихо и насмшливо засмялся.

– Это конечно не глупо, и нашъ братъ длаетъ тоже!… Тамъ, точно на театр, – черныя арабскія рожи, спальня, украшенная какъ будто для короля Марокко и бездна фальшивыхъ драгоцнныхъ камней… Гордая барыня стоитъ на колняхъ подл больного принца, а нашъ господинъ сидитъ при этомъ, какъ часовой и не спускаетъ глазъ съ колнопреклоненной, какъ будто хочетъ изобразить ее на картин… Онъ слишкомъ ужъ усердствуетъ, сидитъ тамъ день и ночь, а у барыни должно быть нтъ ни стыда, ни совсти, что она допускаетъ это и нисколько не стсняется насъ, – вдь ужъ весь домъ потшается надъ этимъ. Я думаю, ей было бы пріятно, чтобы хозяйка не возвратилась боле – въ дом Шиллинга тепло и выгодно. Знаешь, Фрицъ, вотъ было бы смшно, еслибы наша госпожа вдругъ неожиданно вернулась и увидала бы все это въ окно.

Онъ говорилъ, понизивъ голосъ, почти шопотомъ, и всетаки каждое изъ этихъ гнусныхъ словъ раздавалось въ ушахъ молодой женщины, какъ ударъ молота. Голоса умолкли, а она все еще стояла, какъ окаменлая, закусивъ нижнюю губу.

Она увидала въ отворенную дверь, что Дебора вошла въ комнату больного, и сама отправилась туда.

Когда она вошла, негритянка задрожала, – такой бывала ея покойная госпожа въ гнв; такъ же демонически сверкали ея глаза, такъ же бывала она блдна, точно въ ея прекрасномъ тл не было ни капли крови, и тогда наказанія виновныхъ бывали жестоки, и никогда ни на іоту не отступала она отъ назначеннаго.

Донна Мерседесъ вытерла носовымъ платкомъ губы, которыя она закусила до крови, молча указала негритянк ссть подл кровати спящаго ребенка и пошла вонъ изъ комнаты. Ей нуженъ былъ воздухъ, – она задыхалась въ этомъ дом.

Она прошла мимо ярко освщенныхъ статуй; Афродита и Эросъ лукаво улыбались со своихъ пьедесталовъ на молча проходившую мимо нихъ прекрасную женщину, которая съ плотно сжатыми губами, раздувающимися ноздрями и съ пылающимъ взоромъ подъ сурово сдвинутыми бровями могла бы стоять между ними, какъ статую ненависти. Слуги стояли еще въ отворенныхъ дверяхъ; они невольно почтительно вытянулись, когда въ коридор появилась ея блая фигура, и только что поносившій ее Робертъ низко поклонился.

Донна Мерседесъ направилась къ выходу въ большой садъ, но только что она дотронулась до ручки, какъ услыхала на лстниц мужскіе шаги; она отступила на нсколько шаговъ, вслдъ за тмъ отворилась дверь, и вошелъ баронъ Шиллингъ… Когда онъ выступалъ изъ мрака съ непокрытой головой, съ вьющимися темными волосами и устремилъ удивленный взглядъ на неожиданно очутившуюся передъ нимъ молодую женщину, на его задумчивомъ лиц выражалась радость, – онъ въ первый разъ посл столькихъ тревожныхъ дней побывалъ въ своей мастерской; онъ праздновалъ свиданье съ любимыми картинами и очевидно почерпнулъ новое вдохновеніе въ своихъ собственныхъ произведеніяхъ.

Онъ держалъ въ рук нсколько великолпныхъ только что распустившихся глоксиній и молча съ глубокимъ поклономъ предложилъ ихъ молодой женщин.

– Благодарю васъ, я не люблю цвтовъ! – сказала она рзко, не пошевеливъ даже пальцемъ, и ея враждебно сверкающій взоръ скользнулъ съ его лица на цвты. Она отступила еще на нсколько шаговъ, чтобы дать ему пройти и освободить себ дорогу въ садъ; въ это время въ переднюю вошелъ одинъ изъ докторовъ, приходившій обыкновенно по вечерамъ взглянуть на маленькаго паціента. Она принуждена была остаться дома и сопровождать мужчинъ въ комнату больного.

Баронъ Шиллингъ спокойно и вжливо говорилъ съ докторомъ и мимоходомъ положилъ отвергнутые цвты на холодный каменный пьедесталъ у ногъ Аріадны.

– А когда, думаете вы, можно будетъ перенести Іозе изъ этой комнаты? – спросила донна Мерседесъ врача, посл того какъ онъ съ удовольствіемъ заявилъ, что жара больше нтъ.

Онъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее – онъ еще ни разу не слыхалъ такого жесткаго металлическаго звука изъ устъ, которыя почти всегда были замкнуты съ выраженіемъ печали, а теперь дрожали отъ страстнаго нетерпнія.