И вотъ донна Мерседесъ увидла жену художника, идущей тамъ, гд еще недавно вечеромъ ея фантазія представляла ей стройную молодую женщину съ подносомъ въ рукахъ – какъ непохожа была на нее баронесса! Донна Мерседесъ первый разъ видла ее безъ шляпы. Какіе великолпные густые волосы свободно подобранные обрамляли ея длинное узкое лицо. Но эти тяжелыя пряди имли тотъ сро-блокурый цвтъ, которому свтъ напрасно старается придать золотистый оттнокъ и мягкій блескъ. Рзко откинутые назадъ они слишкомъ открывали и безъ того большой лобъ и придавали лицу вялое и тупое выраженіе; неужели художникъ, такъ понимавшій красоту, никогда не пытался совтомъ или просьбой измнить эту некрасивую прическу.

Донна Мерседесъ чуть дышала въ своемъ убжищ. Она не могла подняться теперь съ своего мста, не столкнувшись лицомъ къ лицу съ этими дамами, съ которыми она ни за что не хотла встрчаться до возвращенія барона. Но она надялась ускользнуть въ то время, когда баронесса, по выраженію фрейлейнъ фонъ Ридтъ, будетъ „искать объясненій“, и потому она глубже прижалась въ свой уголокъ и сквозь миртовую ршетку, бывшую у нея съ правой стороны, слдила, когда настанетъ удобный моментъ.

Баронесса остановилась на нижней ступеньк витой лстницы.

– Я еще никогда не была здсь – никогда! – сказала она тономъ глубокаго удовлетворенія и, описывая рукой большой кругъ, обвела взглядомъ мастерскую. – Я исполнила то, что общала тогда, когда онъ положилъ первый камень для этого дома, и до этой минуты я держала свое слово! И что я теперь его нарушаю, онъ никогда этого не узнаетъ!

Она вошла въ мастерскую и насмшливо засмялась.

– Посмотри кругомъ, Адельгейда, – сказала она канонисс, которая медленно и видимо неохотно слдовала за ней. – Разв не чистйшее тупоуміе подобное безумное устройство?… Конечно въ этомъ случа онъ былъ вполн правъ, – на такую дрянь я бы ни за что не дала своихъ денегъ! На это онъ долженъ былъ самъ заработать! Онъ безумный расточитель! – съ горечью прервала она себя, и кровь бросилась ей въ лицо. – Онъ тратитъ огромныя суммы на эти старыя дрянныя книжки и на этотъ хламъ такъ же, какъ и на дорогія вина и кушанья для всей этой прізжей компаніи въ нижнемъ этаж!

Какимъ грубымъ образомъ выражалось ея раздраженіе, какъ живо она жестикулировала, и ея медленная вялая походка вдругъ превратилась въ чрезвычайно быструю. Она пробжала всю мастерскую и къ ужасу донны Мерседесъ вошла въ зимній садъ.

– Прислуга любитъ сплетничать, а онъ не долженъ ничего знать, – пробормотала она, затворила дверь ведущую въ садъ, заперла ее на ключъ и положила его въ карманъ для большей безопасности.

Донна Мерседесъ боялась шевельнуться и сидла, какъ мертвая. Только миртовая изгородь отдляла ее отъ этой женщины, дыханіе которой она почти чувствовала.

Она находилась въ самомъ мучительномъ положеніи, – она была плнницей. Ея гордость, все существо ея возмущалось отъ соучастія въ томъ, что длала здсь баронесса въ отсутствіе мужа; однако для нея была еще ужасне мысль выступить теперь передъ этой женщиной и потребовать у нея ключъ, – потому она ршила тихо выжидать, можетъ быть дамы скоро удалятся.

Баронесса, не оглянувшись, вернулась въ мастерскую. Она начала обыскивать шкафы, которые не были заперты. Большая часть ящиковъ была пуста, или же наполнена рисунками и эскизами, которые она въ своемъ нетерпніи небрежно бросала на мсто. Противно было смотрть, какъ эта длинная фигура, какъ кошка, подкрадывалась на цыпочкахъ къ шкафамъ и полкамъ и везд – на карнизахъ и полкахъ искала забытаго нечаянно письма.

Между тмъ канонисса подошла къ мольберту. Сначала она остановилась, какъ вкопаная отъ изумленія, потомъ вскрикнула отъ негодованія, отскочила на нсколько шаговъ отъ картины и искала глазами баронессу.

– Оставь, пожалуйста, Клементина, это отвратительное шпіонство! – вскричала она съ гнвнымъ нетерпніемъ. – Поди лучше сюда и посмотри, до чего довела твоя небрежность.

– Боже мой! что съ тобой опять? – сердито отвчала баронесса, глядя на нее черезъ плечо. Она только что открыла шкафъ и на одной изъ полокъ нашла пустой конвертъ; она, казалось, готова была проглотить каждую букву адреса.

– Вдь это женскій почеркъ? – спросила она, быстро пройдя черезъ всю мастерскую и показывая канонисс конвертъ.

– Я никогда не дотрогиваюсь до чужихъ писемъ, – возразила та рзко, отстраняя рукой конвертъ. – Къ чему такая низкая нескромность? Если даже это письмо дало теб явное доказательство его неврности, – при этихъ словахъ баронесса вся вспыхнула оть внутренняго волненія, – оно бы не сдлало его передъ нашими боле виновнымъ, чмъ эта картина! Посмотри!

Она опять подошла къ мольберту, между тмъ какъ баронесса подъ вліяніемъ досады, отвращенія и противорчія не двигалась съ мста.

– Я не могу! – отвчала она упрямо. – Ты не хочешь дотрогиваться до его писемъ, а я ршила не смотрть его картинъ.

– Да, къ сожалнію! Ты хвастаешься, что никогда не была въ мастерской, а я вижу теперь, что ты должна бы всегда здсь присутствовать, чтобы помшать всемірному скандалу! – Она протянула правую руку къ картин. – Эта самая ужасная тенденціозная картина, когда либо выходившая въ свтъ, – вскричала она съ глубокимъ волненіемъ. – Вотъ эти, – она указала на прекрасную среднюю группу, – эти вроотступницы, еретички, отвергнутыя отъ лица Божія украшены внцомъ мученичества, а врные, взявшіеся въ порыв религіознаго усердія за оружіе, чтобы очистить церковь отъ плевелъ, представлены здсь, какъ кровожадные убійцы!… И это могло зародиться въ его голов, когда ты подл него! Могло безпрепятственно принять форму и краски, потому что ты преслдуешь только одну цль обратить равнодушнаго мужа въ рабски покорнаго любовника.