Брыжинский Андрей
Шрифт:
Петя молчал.
— Не раздумывай долго, — подмигнул Серафим Григорьевич и перевел разговор на другое.
Еле-еле дождался Петя, когда поедет в Москву. И вот сейчас он уже в поезде метро. Смог бы — птицей полетел, так хотелось ему быстрее встретиться с Наташей. Писем ей не писал, думал, дня через два-три возвратится в Москву. Однако вон как вышло с болезнью отца, затянулось время.
Чем ближе встреча, тем сильнее волнение. «Что скажет Наташа, когда услышит мои слова?» — задает он себе вопросы.
Воскресло перед ним Лашмино, забитые досками окна брошенных домов, перед которыми растет высокий репейник. Вот — на скамейке сидит сгорбившийся дед Митрей. Один остался Дмитрий Макарович на старости лет. Сын и дочь живут в городе. И снова защемило сердце. «Это куда годится, а? Сколько таких домов у нас в селе? Что, действительно все сквозь пальцы смотрят на село, не видят, куда катится оно? Покидают и покидают его люди. Вот видишь, и я… Кому, ежели не таким, как я, быть в селе? Нет, не отступлю от задуманного!»
Вот и знакомый дом Вечкаевых. Дверь квартиры открыла Руфина Романовна.
— Петруша, здравствуй! — Добрым, ласковым голосом встретила его женщина. — Проходи, парень, проходи, пожалуйста. Ты, видать, вовсе позабыл нас.
— Да вот… неожиданно пришлось в село поехать, Руфина Романовна, — еле-еле выговорилось имя. Наташа рассказывала, что в селе мать звали Фимой, теперь же она стала Руфиной. — Отец тяжело заболел, сердце прихватывало. Наташа дома?
Не успела Руфина Романовна и слова вымолвить, как Наташа вылетела в прихожую, не стесняясь матери, крепко обняла любимого.
— Явился-не запылился, пропавший. Полюбуйтесь на него, — Наташа вроде бы журит, сама же никак не отходит от парня. — Взял и удрал. Позвонил хотя бы. Что, тяжело было это сделать? Хорошо, что сама съездила к вам в общежитие, друзья сообщили мне о твоем неожиданном отъезде в село…
Пете неловко стало от того, что так прильнули друг к другу при матери, осторожно отодвинул от себя девушку.
— Прошу тебя, Наташа, не обижайся на меня. Так уж вышло. Неожиданная весть о болезни отца поистине ошарашила, даже в голову не пришло позвонить тебе.
— Да ладно, миновала уже обида, — Наташа схватила Петю за руку. — Пойдем, обо всем расскажешь мне.
Несколько раз порывался Петя начать разговор о переезде в село, но никак язык не поворачивался.
Не находит нужных слов, хотя и знает: необходимо открыться. Не должна девушка оставаться в неведении о задуманном.
Посмотрели вместе телевизор, поиграли в лото, послушали магнитофон. От Вечкаевых парень ушел уж поздно вечером, так и не сказав ничего о том, о чем необходимо было ему сказать, дабы освободить душу.
Уже неделю Петр в Москве. И каждый день — новая встреча с Наташей. И до сих пор никак не решился открыться любимой. Боялся, девушка до глубины души обидится на него.
Петя доделывал последние дела в академии: сдал все оставшиеся у него книги в библиотеку, собрал в обходном листе подписи. Практически, оставалось только отдать коменданту общежития свой ключ от комнаты.
Сегодня твердо решил зайти к Вечкаевым и наконец-то рассказать обо всем. «А, будь что будет! Когда-никогда все равно придется открыться. Без начала не бывает конца. Посмотрим, куда повернет разговор».
Дома были только мать с дочкой. Как всегда, встретили его радушно.
Петя и Наташа некоторое время рассматривали фотографии, потом поговорили между собой на разные темы, и Петя, тяжело вздохнув, начал:
— Знаешь, Наташа… По другому руслу, видать, потечет моя жизнь.
— По какому другому? — недоумевающим взглядом смотрит на него девушка. — Вроде неплохую дорогу себе выбрал: академия, аспирантура.
— От мыслей об аспирантуре пока придется отказаться. Если только это будет несколько позже…
— Почему? — Недоуменно смотрит на парня Наташа. — Тебе рекомендацию в аспирантуру дали?
— Дали, — как бы нехотя ответил Петр. — Да вот, после академии придется мне к делам сельскохозяйственным приступить, а не учебу продолжать.
Петя выжидательно вглядывается в лицо девушки, словно пытаясь разглядеть, как встретила она весть.
— Председателем колхоза хотят выбрать меня, вместо отца.
Разговорчивая Наташа онемела. Наконец, не веря услышанному, спросила:
— Смеешься надо мной? Думаешь отказаться от аспирантуры? Упустить такую возможность? Нич-чего не понимаю.