Брыжинский Андрей
Шрифт:
— Я и сам долго сомневался, Наташенька. Обо всем и так, и эдак размышлял, и все же к иному мнению так и не пришел. — Петя снова посмотрел в глаза девушки и твердым голосом спросил: — Поедешь со мной?
— Вот так обрадовал, — окончательно огорчилась девушка. — Скажи, что мне там делать? Мне — что? В селе предоставят место в оркестре?
— А что, разве оркестры только в городах? И в селе найдутся музыкальные люди. В Доме культуры неплохо организовать оркестр народных инструментов. В школе уроки пения есть. И там нужны музыканты.
В это время раздался стук в дверь. Послышался голос Руфины Романовны:
— Не проголодались? Пойдемте, пельмени на столе, остынут.
За столом Руфина Романовна, ласково глядя на них, заговорила:
— Соскучились пташки друг по дружке? Ничего-о, теперь уж недолго осталось до дня свадьбы. Свои пожитки будете наживать.
— Только вот… не знаем, где эти пожитки наживать, — с пасмурным лицом проронила Наташа.
— Как так? — перебила ее мать. — У нас. И думать больше ни о чем не надо.
— У Пети вон планы поменялись, — снова тяжело вздохнула Наташа.
— Придется на время оставить мысли об аспирантуре, Руфина Романовна. В своем селе председателем колхоза хотят выбрать меня. Там с Наташей и обоснуемся.
От неожиданных слов лицо Руфины Романовны словно кумачом покрылось. Ей стало тяжело дышать.
— Ты что, парень, в аспирантуру не идешь?! — испуганно вскрикнула она и быстро встала.
— В селе больше я нужен, Руфина Романовна. Да и Наташе дело найдется.
— На деревню дедушке, Константин Макарычу? — ухмыльнулась она. — Единственную нашу дочку? Кому же тогда все это добро здесь останется? Квартиру кому завещаем?
— Свой дом построим там.
— Эх, Петя, Петя, думал ли ты о Наташе? Как так по своей воле взять да и отказаться от всего, что тебя здесь ожидает впереди?
— Думал об этом, Руфина Романовна, немало голову ломал и пришел к выводу: село ждет нас.
— Не для того мы растили дочь, чтобы куда-то в колхоз ее отправить. Если только тебя одного там музыкой услаждать будет?
— Найдется ей дело, Руфина Романовна, не беспокойтесь. Да уж не такое пугало колхоз, каким вы хотите видеть его. Места у нас красивые, в отпуск на отдых будете приезжать к нам. Так, Наташа?
Девушка молчала.
— Из Москвы Наташа никуда не поедет, и не думай об этом! Не останешься здесь — дело твое. Уедешь — забудь Наташу. Вот тебе мое последнее слово.
Руфина Романовна ушла с кухни.
Наташа опустила голову, молчит, молчит и Петя. Потом, как бы стесняясь, украдкой взглянула на него.
— Люблю тебя, Петруша, очень-очень люблю. Только… сам вот услышал твердое мнение матери…
Никогда раньше Наташа не противилась матери. Это было не в ее характере. И сейчас в голове сумбур какой-то. Вдруг почему-то подумала: зря столько лет училась, все планы-надежды, которые строила, разом рухнули…
— Что, только горожанам музыканты нужны? Так думаешь? Да там больше ты будешь в цене, вот увидишь. Пусть это не волнует тебя, — успокаивает Петя.
— Прямо-таки и не знаю, как поступить, Петрушенька… Дай время подумать.
— Буду ждать тебя, Наталка, бесконечно рад буду твоему приезду. Слушай только свое сердце, оно подскажет тебе, как и что делать.
Петя вытащил из нагрудного кармана блокнот, вырвал оттуда листок, написал туда сельский адрес, как добраться до села Лашмино. Он, конечно, не раз говорил девушке, где родился, где живут родители. Все равно записал все это вновь и протянул бумажку девушке. Напоследок крепко обнял Наташу, поцеловал. Уходя от Вечкаевых, с болью в сердце смотрел, как по щекам любимой катились слезы. Кошки скребли в душе парня.
На улице Пете казалось, что в городском шуме отчетливо слышны слова: «Потеря-я-ешь, потеря-я-ешь, потеря-я-ешь…»
«Что, на самом деле потеряю тебя, Наталка? Не верю этому, никак не верю!!!»
О деревенских делах, житье-бытье людей, о дисциплине на рабочих местах Петру Ивановичу захотелось поговорить прежде всего с отцом. Было желание услышать, давно ли в Лашмино наперекосяк все пошло-поехало. Отец, почитай, жизнь свою здесь прожил, в упряжке председателя колхоза успел походить, знает обо всем. Только вот никак не получалось завести «душевный разговор» — домой возвращался тогда, когда отец уже спал.