Черт возьми, ерунда ведь, а для человека сколько удобства! Когда же у нас будут не гавкать на покупателя, пассажира, клиента, а так вот просто: он тебе «спасибо», ты ему «спасибо»? Только и всего, а на душе покой.

— Как объясните такую обходительность, Владимир Михайлович?

— Боится уронить авторитет своего дела. Он борется за каждого клиента для своего маленького кафе.

— Капитализм?

— Он самый…

Посольская дача — доселе мною невиданное сооружение: необычная архитектура, прямо что-то неземное. Мрамор и стекло. Пол подогретый — мы с послом ходили по нему босиком. Зал по периметру окаймлен причудливыми цветами.

— Пока хозяйка не подъехала, — сказал посол, — займемся сами. Открывай бар, а я на кухне пошурую.

Любовался я «героем без галстука» — проворный, улыбчатый, остроумный. Стол сервировал как заправский официант. Сели.

— Ну, — поднял он рюмку с виски, — о деле ни слова. Отдыхаем. Умаялся я сегодня.

«Да, — подумал я про себя, — если не говорить о деле, то ни омары, ни семга, ни угорь в рот не полезут…»

— Расскажите, — начал я издалека, — кто придумал эту чудо-дачу?

— Строилась эта вилла как резиденция Брежнева на время его пребывания в семьдесят пятом году в Хельсинки на совещании. Но служба безопасности забраковала ее — что-то им не понравилось. Кажется, потому что неподалеку проходила дорога… Вот вилла нам и досталась… Мрамор весь из Италии.

Мне показалось, что пора намекнуть и о деле.

— Уважаемый товарищ посол! — начал я торжественно и напрямик. — Фильм «Победа» под угрозой срыва!

Соболев потеребил седеющую шевелюру, красивое его лицо сразу изменилось: он пригласил гостя пообедать вместе, а тут…

— Это проблемы Ермаша!.. — отмахнулся посол. — Кстати, напомни ему, что когда-то в Свердловске мы работали вместе… А что случилось?

— В Москве дали деньги по-социалистически, а Хельсинки требует по-капиталистически…

Соболев, поднимаясь, резко отодвинул кресло, и оно по мрамору скользнуло в другой конец зала.

— Да нет у меня денег! Вы что, одурели, братцы?!

Успокаиваясь, вернул кресло на место. Сел…

— Нам ведь не деньги нужны, — сказал я.

— А!.. Тогда давай по рюмашке.

Выпили.

— У нас в СССР, — я умышленно подчеркнул «у нас», — есть такая общественная форма работы: все на уборку моркови, картошки, засолку капусты на овощебазе… Ну и идут стройными рядами ученые, артисты, врачи, учителя, студенты на «битву за урожай»!

Владимир Михайлович посасывал ломтик лимона, думал.

Я нажимал:

— Почему бы нашим сотрудникам, их тут уйма в разных представительствах, фирмах, не выйти на субботник и не сняться в массовке? А? — Посол даже не взглянул на меня. — Одеты они у вас дай бог каждому, ухоженные. Фото- и видеокамер у каждого полно. Мы из них такой шикарный журналистский корпус соорудим!.. А? Помогите их уговорить!

— Уговорить? — смеясь, переспросил Соболев. — Да только свистните, все сразу побегут посмотреть на живых Миронова и Михайлова!..

Спасибо нашему послу — он помог «Победе»! Очень! Сделал все, о чем я попросил…

Обратно в город вез меня шофер.

— В каком радиусе работает этот радиотелефон?

— А вам куда надо позвонить?

— В Москву. — Я надеялся эту капиталистическую штуковину на лопатки положить.

— Диктуйте номер. — спокойно сказал шофер.

Я продиктовал телефон Сизова. Слышу в трубке:

— Кто?

— Женя Матвеев.

— Ты что, в Москве?

— Да нет, я под Хельсинки, в машине, на спидометре сто миль.

— Ио!.. Ты там хоть не делай рожу дикаря!

Было это в 1984 году. Мог ли я тогда предположить, что через десяток лет «сотовые», «пейджеры» нахально запищат во время спектаклей в наших театральных залах, за банкетными столами, во время лекций в студенческих аудиториях… Словом, умеем мы показать Западу «кузькину мать». Чай, и мы не лаптем щи хлебаем…

Картина на двух пленках — на одной изображение, на другой речь, шумы — была готова. Начались осторожные, пробные показы влиятельным лицам.

На первый такой просмотр Сизов пригласил кое-кого из ЦК, Московского горкома, КГБ… За «чаем» начался обмен мнениями: «очень ко времени», «смело», «смотрится с интересом». Но чувствовалась сдержанность — ни малейшего проявления эмоций. Это, как я понимал, оставлялось для тех, кто имел больше права на «казнить» или «миловать».

На втором просмотре были Ермаш и сам М.В.Зимянин! На пульте — Маша Карева.