— Пожалуйте на берегъ. Капитанъ вытребовалъ свистками паровой катеръ и на немъ можно перехать съ парохода на берегъ въ безопасности.

Глафира Семеновна отъ радости даже перекрестилась.

— Ну, слава Богу! произнесла она.

Вс засуетились и бросились бжать изъ каютъ на верхъ, Николай Ивановичъ велъ жену. Конуринъ шелъ въ платк на голов, съ кораллами на ше и держалъ въ объятіяхъ цлый лсъ апельсинныхъ втвей съ плодами.

Когда паровой катеръ съ пассажирами, снятыми имъ съ парохода, присталъ къ пристани, Глафира Семеновна сказала мужу:

— Довольно съ этимъ противнымъ Неаполемъ… Завтра-же демъ въ Венецію.

— А ты говорила, Глаша, что здсь есть еще какая-то собачья пещера замчательная, возразилъ было Николай Ивановичъ.

— Довольно, вамъ говорятъ! Не желаю я здсь больше оставаться! Сегодня отлежусь и завтра вонъ изъ Неаполя! строго повторила она.

— Ахъ, кабы въ Питеръ къ жен поскоре, сударушка! Богъ съ ней и съ Венеціей! вздыхалъ Конуринъ.

LXXII

Уже вторыя сутки Ивановы и Конуринъ сидли въ позд, мчащемся изъ Неаполя на сверъ и везущемъ пассажировъ въ Венецію. Изъ Неаполя они выхали на слдующее-же утро посл злополучной поздки на островъ Капри Морская болзнь дала себя знать и Глафира Семеновна сла въ поздъ совсмъ больная. Николай Ивановичъ предлагалъ ей остаться еще на денекъ въ Неапол, дабы придти въ себя посл морской качки, но она и слышать не хотла, до того ей опротивлъ Неаполь съ его моремъ, такъ недружелюбно поступившимъ съ ней во время путешествія на пароход. Проснувшись на утро въ гостинниц Бристоль, выглянувъ въ окошко изъ своей комнаты и увидавъ въ дали тихое и голубое море, она даже плюнула по направленію его — вотъ до чего оно солоно ей пришлось посл прогулки на Капри. Конуринъ, разумется, поддерживалъ ее въ дл немедленнаго отъзда изъ Неаполя. Онъ торжествовалъ, что его везутъ наконецъ обратно въ Россію, что по дорог придется теперь постить только одинъ итальянскій городъ — Венецію, на пребываніе въ которой Глафира Семеновна клала только двое сутокъ, и высчитывалъ тотъ день, когда онъ, посл долгихъ скитаній заграницей, встртится въ Петербург съ своей супругой. При отъзд изъ гостинницы имъ предъявили просто грабительскій счетъ и за то, что они только одинъ разъ пользовались табльдотомъ въ гостинниц, взяли съ нихъ за комнаты полуторную противъ объявленной цны. Николай Ивановичъ было возопіялъ на это, принялся ругаться съ завдующими гостинницей, но Конуринъ сталъ его останавливать и говорилъ:

— Плюнь… Брось… Пренебреги… Пусть подавятся… Только-бы выбраться поскорй изъ этой Италіи. Немного ужъ имъ, шарманщикамъ, осталось издвательства надъ нами длать, всего только одна Венеція впереди. Вдь только одна Венеція, барынька, намъ осталась, а тамъ ужъ и домой, въ Русь православную? отнесся онъ къ Глафир Семеновн.

— Домой, домой… отвчала та.

— Слава теб, Господи!

И Конурянъ даже перекрестился большимъ крестомъ.

Поздъ, везшій Ивановыхъ и Конурина въ Венецію, длалъ большія остановки въ Рим, во Флоренціи и другихъ городахъ, но Конуринъ почти не выходилъ даже въ станціонные буфеты, питался суходеніемъ въ вид булокъ съ колбасой, сыромъ, бараниной и запивалъ все это виномъ чіанти, покупая его у итальянокъ разносчицъ на станціонныхъ платформахъ. Даже умыться на другой день пути не могла заставить его Глафира Семеновна. По дорог попадалось много интереснаго, Ивановы то и дло обращали его вниманіе на что-нибудь на станціяхъ, но онъ былъ ко всему апатиченъ и отвчалъ:

— А! что тутъ! Ни на что и смотрть не хочется! Только-бы поскорй домой.

Онъ высчитывалъ не только дни, когда прідетъ въ Петербургъ, но даже часы. То и дло шевелилъ онъ пальцами и говорилъ:

— Сегодня у насъ пятница, завтра суббота… Завтра утромъ, вы говорите, мы будемъ въ Венеціи? спрашивалъ онъ.

— Да, да… отвчала Глафира Семеновна.

— Въ которомъ часу?

— Да, говорятъ, рано утромъ, въ шесть часовъ.

— Въ шесть часовъ въ субботу въ Венеціи. Субботу и воскресенье на осмотръ… Въ воскресенье вечеромъ стало быть изъ Венеціи выдемъ въ Питеръ?

— Ахъ, Иванъ Кондратьичъ, да разв это можно такъ наврное сказать… Какъ понравится Венеція.

— Позвольте… Да что въ ней нравиться можетъ? Городъ, какъ городъ. Т-же макаронники, я думаю, т-же шарманщики, т-же апельсинники.

— Вотъ ужъ это совсмъ напротивъ. Венеція совсмъ особенный городъ, нисколько не похожій на другіе города.

— Да вдь вы, матушка, не видли его.

— Не видла, но знаю по картинкамъ, знаю по описаніямъ. Другаго подобнаго Венеціи города нтъ въ цломъ мір. Прежде всего онъ весь на вод.

— На вод? Гмъ… Да нешто мало вамъ эта самая вода-то надола? Кажется, ужъ оттрепала такъ, когда мы съ Капри хали, что до новыхъ вниковъ не забудете.

— Ахъ, Венеція совсмъ другое дло. Венеція стоитъ на каналахъ и тамъ никакой качки не можетъ быть. На такихъ каналахъ вотъ какъ наши петербургскіе Крюковъ каналъ, Екатерининскій каналъ, Мойка, только въ Венеціи ихъ тысячи.

— Тысячи? Ну, ужъ это вы…

— Да, тысячи. Вы знаете, въ Венеціи совсмъ извощиковъ нтъ. Одни лодочники.

— Какъ извощиковъ нтъ? Ну, ужъ это не можетъ быхъ.

— Увряю васъ, что извощиковъ нтъ. Тамъ все на лодкахъ… На гондолахъ… Выходишь изъ подъзда дома и сейчасъ каналъ… Даже набережныхъ нтъ. Прямо съ подъзда садишься въ лодку и дешь, куда теб требуется.

— А ежели мн требуется въ театръ или въ трактиръ… или въ церковь…

— Въ театръ и въ трактиръ прямо къ подъздамъ на гондол и подвезутъ. Въ церковь надо — къ паперти подвезутъ. Церковныя паперти на воду выходятъ.

Конуринъ улыбнулся и сказалъ:

— Зубы заговариваете, барынька.

— А вотъ увидите. Тамъ нтъ земли.

— Позвольте… На чемъ-же дома-то стоятъ?

— На вод… Такъ прямо изъ воды и выходятъ. Что вы сметесь? Вдь я-же видла на картинкахъ. Удивляюсь, какъ вы-то не видали. Картинъ Венеціи множество въ Петербург. И масляными красками есть писанныя, и такъ въ журналахъ, въ книгахъ.

— Гд-же видть-то? Наше дло торговое. День деньской въ лавкахъ… Книгъ совсмъ не читаемъ.

— А я видлъ Венецію на картинкахъ, много разъ видлъ, — похвастался Николай Ивановичъ. — Ты, Конуринъ, съ женой не спорь. Она правильно… Въ Венеціи земли совсмъ нтъ, а только одна вода.