— Садитесь, садитесь скорй въ лодку, торопилъ Ивановыхъ и Конурина контролеръ.

— А вы прідете туда?

— Вслдъ за вами. Только всхъ пассажировъ съ парохода спущу.

Лодка перевезла Ивановыхъ и Конурина на берегъ. Здсь опять осадили ихъ босые, грязные мальчишки. Они предлагали имъ устрицы, кораллы, апельсины на вткахъ. Одну изъ такихъ втокъ почти съ десяткомъ апельсиновъ на ней Глафира Семеновна купила себ и понесла ее, перекинувъ черезъ плечо.

— Непремнно постараюсь эту втку цликомъ до Петербурга довезти въ доказательство того, что мы были въ самомъ Апельсинномъ Царств,- говорила она.

Направляясь къ голубому дому, гд помщалась гостинница Голубой Гротъ, они шли мимо другихъ гостинницъ. Изъ гостинницъ этихъ выбгали лакеи съ салфетками, перекинутыми черезъ плечо, и зазывали ихъ завтракать. Одинъ изъ лакеевъ схватилъ даже Конурина за руку и, твердя на разные лады слово “ostriche”, тащилъ его прямо къ входной двери своей гостинницы. Конуринъ отбился и сказалъ:

— Вотъ черти-то! Словно у насъ въ Александровскомъ рынк прикащики. И зазываютъ покупателя и за руки тащутъ. Подлецъ чуть рукавъ у меня съ корнемъ не вырвалъ.

Вотъ и гостинница Голубой Гротъ. Голубой домикъ стоялъ въ саду, расположенномъ на скалистой террас. Въ саду подъ апельсинными и лимонными деревьями помщались столики, покрытые блыми скатертями.

— Смотри, смотри, Николай Иванычъ, апельсины на деревьяхъ висятъ! — восхищалась Глафира Семеновна. — Вотъ гд настоящая-то Италія! Вдь до сихъ поръ еще ни разу не приходилось намъ сидть подъ апельсинами.

Она протянула руку къ дереву и спросила лакея:

— Гарсонъ! Ботега! Можно сорвать уно оранчіо, портогало?

— Si, sigriora… — отвчалъ тотъ, понявъ въ чемъ дло, и даже пригнулъ къ ней втку съ апельсинами.

— Первый разъ въ жизни срываю съ дерева апельсинъ! — торжественно воскликнула Глафира Семеновна.

Конуринъ слъ за столъ и хлопнулъ ладонью по столу.

— Сегодня-же напишу супруг письмо, что подъ апельсинами бражничалъ. — Гарсонъ! Тащи сюда первымъ дломъ Капри бутылку, а вторымъ коньякъ.

— Ostriche, monsieur? спрашивалъ лакей, скаля зубы и фамильярно опираясь ладонями на столъ.

— Устрицы? И этотъ съ устрицами! Ну, тя въ болото съ этой сндью! Самъ жри ихъ. А намъ бифштексъ. Три бифштексъ! Три…

Конуринъ показалъ три пальца.

— Si, monsieur. Minestra?.. Zuppa? спрашивалъ лакей.

— Вали, вали и супу. Горяченькаго хлебова пость не мшаетъ, отвчалъ Николай Ивановичъ.

— Macaroni al burro? продолжалъ предлагать лакей.

— Только ужъ разв, чтобъ васъ потшить, макаронники. Ну, си, си. Вали и макаронъ три порціи. Три…

Николай Ивановичъ въ свою очередь показалъ три пальца и прибавилъ, обратясь съ жен:

— Скажи на милость, какъ мы отлично по-итальянски насобачились! И мы все понимаемъ, и насъ понимаютъ. По ихнему устрицы — и по нашему устрицы, по ихнему баня — и по нашему баня.

— Да вдь ихъ языкъ совсмъ не трудный, отвчала Глафира Семеновна и крикнула вслдъ удаляющемуся лакею:- Желято, желято! Мороженаго порцію. захвати. Ума порція.

— Si, signora… на бгу откликнулся лакей.

Показался контролеръ и говорилъ:

— Неправда-ли, какая хорошая гостинница? Садъ… На скал… Одинъ видъ на море чего стоитъ!

LXIX

Въ саду гостинницы “Голубой Гротъ” мало по малу стали скопляться пассажиры съ парохода. Пріхалъ на пароходной шлюпк и капитанъ парохода, пожилой итальянецъ въ синей двухбортной куртк-пиджак, застегнутой на вс пуговицы, и въ синей фуражк съ золотымъ позументомъ. Онъ прислъ къ столу и тотчасъ-же принялся за устрицы, которыхъ ему подали цлую груду на блюд. Контролеръ завтракалъ съ своими русскими земляками. За завтракомъ онъ усплъ сбыть Глафир Семеновн еще дв камеи, черепаховый портсигаръ и три гребенки. Завтракъ отличался обильными возліяніями. Бутылки съ густымъ краснымъ капрійскимъ виномъ и съ шипучимъ асти не сходили со стола. Погода во время завтрака стояла прелестнйшая. Солнце ярко свтило съ голубаго неба. Завтракъ происходилъ при звукахъ неумолкаемой музыки. Три рослыхъ, бородатыхъ, плечистыхъ, странствующихъ мандолиниста наигрывали веселые мотивы изъ оперетокъ и итальянскихъ псенъ и пли, составляя изъ себя тріо. Подвыпившіе туристы щедро сыпали имъ въ шляпы серебряныя и мдныя монеты. Внизу подъ обрывомъ скалы столпились три четыре извощика и погонщика ословъ, рзкими выкриками предлагавшіе туристамъ хать обозрвать островъ. Тутъ-же подпрыгивали босые, оборванные ребятишки, крикливыми голосами выпрашивающіе у туристовъ на макароны. Туристы кидали имъ внизъ со скалы деньги на драку и потшались свалкой. Какой-то жирный туристъ, нмецъ въ свтлой пиджачной пар и съ густымъ пучкомъ волосъ надъ верхней губой, забавлялся тмъ, что старался попадать мальчишкамъ десятисантимными мдными монетами прямо въ лица, и достигъ того, что двоихъ искровенилъ.

— Надо на ослахъ-то прохаться, сказала Глафира Семеновна. — А то удемъ съ Капри, не покатавшись на ослахъ.

— Позжайте, позжайте, сказалъ контролеръ. — Сейчасъ я вамъ рекомендую самаго лучшаго осла и самаго лучшаго погонщика. А мы здсь посидимъ. Въ полчаса вы объдете весь городъ.

— Нтъ, нтъ. Я одна не поду. Ужъ ежели хать, то всмъ хать.

— Не хочется мн, Глаша, хать. Ну, что такое ослы? Ну ихъ къ лшему! проговорилъ Николай Ивановичъ.

— А разв лучше къ бутылкамъ прилипнувши сидть?