— Этимъ еще что надо? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Предлагаютъ свои услуги какъ проводники на Везувіи, отвчалъ Перехватовъ.

— Проводники? Не надо! Не надо! Ну, ихъ!

Проводникамъ махали руками, чтобы они отстали, но они же отставали и шли за экипажемъ. Чмъ дальше, толпа ихъ все увеличивалась и увеличивалась. Экипажъ взбирался по крутымъ террасамъ жа гору почти шагомъ. Проводники рвали попадающіеся по дорог цвты лупинъ, втки цвтущихъ миндальныхъ деревьевъ, колокольчики, растущіе около каменныхъ заборовъ, длали изъ нихъ букеты и, скаля блые зубы, подавали и совали букеты дамамъ. Кучеръ и кондукторъ пробовали ихъ отгонять, по они затяли съ ними перебранку.

— Николай Иванычъ, ты все-таки постарайся отвернуть свой кинжалъ и вынуть изъ палки, замтила мужу Глафира Семеновна.

— Зачмъ?

— Да кто ихъ знаетъ! Можетъ быть эти черти бандиты. Видишь, они не отстаютъ отъ насъ, а мы скоро въдемъ въ пустынныя мста. Вынь кинжалъ.

— Ну, вотъ… насъ съ кучеромъ и кондукторомъ одиннадцать человкъ.

— А ихъ больше. Право, я боюсь.

— Господа! Да скоро-ли-же привалъ будетъ! демъ, демъ и ни у какого ресторана не остановились! воскликнулъ Граблинъ. — Я сть хочу.

— Да ни одного хорошаго ресторана еще не попалось, отвчалъ Перехватовъ. — Говорятъ, хорошій ресторанъ у станціи канатной желзной дороги. Вонъ она чуть-чуть на гор виднется.

— И до тхъ поръ все ждать? Не желаю я ждать.

— Хотите въ шарабан закусить? предложила Глафира Семеновна. — Съ нами и коньясъ, и красное вино, и бутерброды.

— Само собой, хочу. Эти англійскіе мореплаватели не дали мн давеча выпить даже чашку кофею.

Глафира Семеновна достала корзинку съ провіантомъ и начался въ шарабан легкій завтракъ, передъ которымъ, однако, мужчины въ одинъ моментъ до половины выпили бутылку коньяку и окончили-бы ее до дна, но Глафира Семеновна сказала:

— Господа, да предложите вы англичанамъ-то выпить. Неучтиво не предложить… демъ вмст…

— Мусью! Вулеву тринкенъ? протянулъ Конуринъ пожилому англичанину серебряный стаканчикъ и бутылку.

Англичане не отказались, выпили и въ свою очередь достали корзинку съ провизіей, гд у нихъ былъ джинъ и портвейнъ, и предложили русской компаніи. Выпили и русскіе. Англичанка предлагала всмъ тартинки съ мясомъ, протянула тартинку и Граблину.

— Съ бараньимъ сдломъ, да пожалуй еще съ бабковой мазью. Нонъ… мерси… замахалъ руками Граблинъ, отшатнувшись отъ нея. — Вишь, съ чмъ подъхала! Тринкенъ — вуй, а баранье сдло — ахъ оставьте.

Завязался разговоръ между русской компаніей и англичанами. Хотя англичане говорили по англійски, а русскіе по русски, но съ прибавленіемъ пантомимъ кой-какъ понимали другъ друга. Пожилой англичанинъ съ любопытствомъ разсматривалъ серебряный стаканчикъ съ чернью и просилъ у Николая Ивановича продать ему этотъ стаканчикъ или промнять на дорожный карманный приборъ, состоящій изъ вилки, ножика, штопора и ложки. Англичанка подносила всмъ портвейнъ изъ хрустальной рюмки. Конуринъ взялъ отъ нея рюмку и, сбираясь проглотить ея содержимое, крикнулъ:

— Вивъ англичанъ!

— Зачмъ? Съ какой стати? Очень нужно! Ну, ихъ къ чорту! дернулъ его за рукавъ Граблинъ и пролилъ портвейнъ. — Англичане самое пронзительное сословіе, а вы за ихъ здоровье…

— Да вдь тутъ русское радушіе… началъ было Конуринъ, принимая отъ англичанки другую рюмку.

— Брось, плюнь… Вонъ она тебя еще чернымъ пудингомъ дошкуривать хочетъ. Что такое? Мн предлагаетъ? Нтъ, мерси, мадамъ. Мн этотъ черный пудингъ-то и въ гостинниц за три дня надолъ! опять замахалъ руками Траблинъ и прибавилъ:- шь, мадамъ, сама, коли такъ вкусно.

Вино разгорячило путешественниковъ. Въ шарабан длалось все шумне и шумне. Пригородъ Неаполя съ фруктовыми садами и виноградниками остался внизу, экипажъ взобрался уже на большую крутизну, съ которой открывался великолпный видъ на Неаполь, на его окрестности, на море и на острова Неаполитанскаго залива.

— Соренто… Капри… Искія… указывалъ кондукторъ на очертанія ихъ въ мор.

хали въ это время по совершенно безплодной мстности, покрытой бурой застывшей лавой. Ни куста, ни травы, ни птицы, ни даже какого-либо летающаго наскомаго не было видно вокругъ. Воздухъ, пропитанный срой, сдлался удушливъ. Толпа проводниковъ, сопровождавшихъ экипажъ, исчезла и только двое изъ нихъ, особенно назойливыхъ, шли около колесъ, поднимали съ дороги куски лавы и совали ихъ путешественникамъ.

LVII

Николай Ивановичъ взглянулъ на часы. Былъ двнадцатый часъ. Поднимались въ гору уже около трехъ часовъ, а все еще Везувій былъ далеко. Солнце такъ и пекло. Мули, запряженные въ экипажъ, взмылились, потъ съ нихъ такъ и стекалъ, капая съ животовъ, и кучеръ просилъ остановиться и сдлать муламъ отдыхъ. На одной изъ террасъ остановились. Англичане тотчасъ-же вынули свои бинокли и начали разсматривать виды на море и на Везувій. Конуринъ попросилъ у одного изъ англичанъ бинокля и тоже взглянулъ на Везувій.