— Русскихъ, французскихъ, австрійскихъ и другихъ — сколько угодно, но съ сербскими операцій не длаемъ.

— Вотъ это забавно! Государство бокъ-о-бокъ, такое-же славянское, а вы отъ его денежныхъ билетовъ отвертываетесь.

— Курсъ очень низокъ. Къ тому-же они ходятъ только внутри страны.

— Какъ меня жидъ-то надулъ въ Блград! обратился Николай Ивановичъ къ жен и покачалъ головой.

— Въ Блград они отлично ходятъ, сказалъ конторщикъ.

— Ну, нтъ-съ. Ужъ если на откровенности пошло, то у меня ихъ не взяли въ Блград на желзной дорог за билеты.

— Желзнодорожные билеты Восточной дороги везд продаются только на золото.

Николай Ивановичъ былъ въ недоумніи.

— Гмъ… Ну, братья-славяне! Даже свои славянскія бумажки не хотятъ мнять! проговорилъ Николай Ивановичъ. — Но неужели они такъ и должны у меня пропасть? У меня на триста динаровъ. Отсюда мы демъ въ Константинополь.

— Обратитесь съ евреямъ-мняламъ. Можетъ быть, они вамъ ихъ и размняютъ. Но предупреждаю, вамъ много потерять придется, улыбнулся конторщикъ.

— Ловко! Хорошее воспоминаніе мы увеземъ о сербскихъ братушкахъ! Ваши-то болгарскія кредитки хорошо-ли ходятъ?

— У насъ только золото и серебро.

— Тогда позвольте мн на сто рублей болгарскаго золота и серебра.

И Николай Ивановичъ протянулъ конторщику сто рублей.

— При объявленіи, при объявленіи потрудитесь подать, отстранилъ отъ себя конторщикъ сторублевый билетъ и тутъ-же подалъ бланкъ.

Николай Ивановичъ взялъ бланкъ, заглянулъ въ него и сказалъ конторщику:

— Да тутъ у васъ по-болгарски…

— Пишите по-русски, все равно. «Представляя русскій кредитный билетъ въ сто рублей, прошу мн выдать по курсу въ левахъ золотомъ…»

— Ну, хорошо. Вдь вотъ нигд заграницей этого нтъ, чтобы объявленія писать. Приносишь въ банкъ сторублевую бумажку и сейчасъ теб: «пожалуйте, разъ, два три»…

— Ну, что длать! У насъ немножко бумажное царство. У васъ-же, русскихъ, учились.

Объявленіе подано, деньги размнены, и супруги Ивановы выходили изъ банка.

— Нтъ, Каковы сербскіе братушки! Какими деньгами наградили! Только жиды ихъ и берутъ, говорилъ Николай Ивановичъ. — Придется и здсь жида мнялу искать.

Они сли въ фаэтонъ и похали.

— Куда теперь везешь? спросилъ Николай Ивановичъ сидвшаго на козлахъ чичероне въ фуражк съ надписью «Метрополь».

— Продемся по Дондуковскому бульвару и домъ Стамбулова подемъ смотрть, былъ отвтъ.

— А! Ладно! Ладно.

Тянулась улица, обсаженная только еще начинавшими приживать деревцами. Направо пустырь, дале невзрачный домишко, опять пустырь, стройка. Налво — то же самое. Вообще строющихся домовъ довольно много. Въ нкоторыхъ мстахъ еще только копаютъ рвы подъ фундаменты.

— Кто тутъ строится? кивнулъ Николай Ивановичъ на одно угловое мсто на какой-то улиц.

— Бывшій министръ Ухтумовъ домъ себ строитъ, былъ отвтъ съ козелъ.

Прохали сажень пятьдесятъ.

— А это подо что роютъ? спросилъ опять Николай Ивановичъ.

— Тутъ будетъ театръ.

— А теперь разв у васъ нтъ театра?

— Есть, но очень маленькій, въ Славянской Бесд.

— А что это за Славянская Бесда такая?

— Ферейнъ и клубъ.

— А попасть туда намъ можно?

— Еще-бы вамъ-то нельзя, ваше превосходительство! Тамъ генераловъ любятъ.

Николай Ивановичъ гордо погладилъ бороду и поправилъ свой цилиндръ, накренивъ его на бекрень.

— Непремнно сегодня подемъ туда.

Прохали еще сажень пятьдесятъ. Площадь. На площади стройка.

— Тутъ что строится?

— Новый каедральный соборъ будетъ.

— А тамъ что такое?

— Бывшій министръ Канакаловъ домъ себ строитъ. А вонъ тамъ по улиц фундаментъ длаютъ, такъ это большой купецъ одинъ… Онъ овечьими шкурами торгуетъ.

— Сколько стройки-то! Сколько улицъ пустынныхъ раскинуто! Большой, красивый городъ Софія будетъ — обратился Николай Ивановичъ къ жен.

— Улита детъ, когда-то еще прідетъ, — отвчала та.

— Не находишь-ли ты, что Софія немножко смахиваетъ на Царское Село?

— Пожалуй. Но тамъ все-таки куда больше построекъ.

— Бани, господинъ ваше превосходительство, у насъ строятся, большія срныя бани, — разсказывалъ съ козелъ чичероне. — Срныя бани будутъ и большая гостильница при нихъ. Курортъ… Для лченія, — прибавилъ онъ.