Шрифт:
— Пакъ да се видимъ (т. е. до свиданья), экселенцъ, почтительно поклонился тотъ и ретировался.
Напившись дома чаю, супруги Ивановы ршили идти посидть въ кафешантанъ. Они сошли внизъ и стали разспрашивать швейцара, какъ имъ идти по улиц, какъ вдругъ появился ихъ давишній проводникъ въ фуражк съ надписью «Метрополь».
— Сейчасъ я узналъ, что сегодня театръ есть, ваше превосходительство, сказалъ онъ, вытаскивая изъ кармана большую зеленую афишу. — Въ кафешантанъ вы еще посл театра поспете, а вотъ не хотите-ли сначала въ болгарскій театръ?
— Какъ-же мн говорили, что у васъ въ Софіи нтъ теперь спектаклей, сказалъ Николай Ивановичъ.
— Есть, но театръ-то очень ужъ простой, ваше превосходительство, для простой публики
— Это то-есть народный, что-ли?
— Народный, народный. Простой болгарскій народный.
— Тмъ лучше. Народъ увидимъ, народную жизнь.
— Покажите. Что даютъ? сказала Глафира Семеновна и взяла афишу, измятую, карнаухую, очевидно, снятую откуда-то со стны…
На афиш по-болгарски стояло, что въ театр «Зора» представлена будетъ пьеса «Галилей».
— Да мы эту афишу, теперь я вспоминаю, сегодня утромъ видли на забор, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Ну, ведите насъ, почтенный чичероне. Далеко это?
— Рядомъ, господине, ваше превосходительство.
И супруги отправились въ сопровожденіи малаго въ фуражк съ надписью «Метрополь».
Идти, дйствительно, было не далеко. Чрезъ три-четыре минуты они подошли къ досщатому забору, наскоро вымазанному охрой. Въ забор была калитка и около нея горлъ керосиновый фонарь.
— Вотъ сюда… указалъ проводникъ на калитку и черезъ нее ввелъ супруговъ на грязный немощеный темный дворъ. Вдали виднлась освщенное нсколькими фонарями одноэтажное деревянное зданіе. Къ нему черезъ грязь были проложены узенькія доски.
— Это-то театръ «Зора» и есть? спросилъ Николай Ивановичъ, балансируя по доск.
— Для простого народа, ваше превосходительство. Самый простой театръ.
По доскамъ вс трое слдовали гуськомъ. Глафира Семеновна, видя убожество театра, обернулась съ мужу и спросила:
— Послушай, Николай, не вернуться-ли ужъ намъ назадъ? Что-то и на театръ не похоже. Не то землянка какая-то, не то изба, вросшая въ землю. Окна-то вдь совсмъ на земл.
— Иди, иди. Все-таки посмотримъ, что за театръ и какое такое представленіе, а не понравится — уйдемъ, отвчалъ Николай Ивановичъ.
Глафира Семеновна двинулась опять впередъ.
XXIX
Но вотъ и досчатыя, какъ у сарая, широко-распахнутыя двери театра, освщенныя фонаремъ съ маленькой керосиновой лампочкой. Глафира Семеновна подошла къ дверямъ и попятилась. Оказалось, что надо спускаться ступеней пять-шесть внизъ.
— Нтъ, нтъ, я не пойду туда… Это подвалъ какой-то, проговорила она.
— Подвалъ и то. Что-же это у васъ театръ-то въ склеп? спросилъ Николай Ивановичъ проводника, опередивъ жену и тоже заглянувъ внизъ.
— Простой болгарскій театръ, отвчалъ проводникъ. — Но только, кажется, я ошибся. Сегодня представленія нтъ.
Изъ подвала доносилось нсколько мужскихъ голосовъ. По тому слышно было, что голоса переругивались. Проводникъ побжалъ внизъ, тотчасъ-же вернулся и объявилъ супругамъ, что спектакль сегодня отмнили.
— Какъ отмнили? Зачмъ-же ты, братушка, велъ насъ сюда?.. удивленно сказалъ Николай Ивановичъ проводнику.
— Афиша… Объявленіе… развелъ тотъ руками и, вынувъ изъ кармана зеленую афишу, при свт фонаря ткнулъ въ помченное на ней число.
— Ну, а отчего-же отмнили?
— Левовъ мало собрали.
— Да оно и лучше. Все равно я въ такой склепъ не пошла-бы, заявила Глафира Семеновна.
— Но, все-таки, мн хочется посмотрть внутренность здшняго театра, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Глаша, ты подожди здсь, а я спущусь внизъ, обратился онъ къ жен.
— Нтъ, нтъ, я боюсь одна оставаться.
— Да съ тобой нашъ Метрополь останется. Онъ тебя не дастъ въ обиду.
И Николай Ивановичъ спустился внизъ. Внизу его обдало теплымъ, но сырымъ воздухомъ. Онъ очутился въ досчатомъ некрашенномъ, и даже изъ невыструганныхъ досокъ, корридор. Въ немъ была будка съ надписью: «Касса». Двое подростковъ въ овчинныхъ шапкахъ, при свт мигающей на стн лампочки, вязали въ узелъ какое-то пестрое тряпье съ позументами, очевидно, костюмы. Подскочилъ солдатъ въ шинели и въ фуражк и закатилъ одному изъ подростковъ за что-то затрещину. Тотъ заревлъ и принялся ругаться.
Въ отворенную изъ корридора дверь, Николай Ивановичъ вошелъ въ зало театра. Пришлось спуститься еще три ступени внизъ. Это былъ просто большой сарай съ узенькими досчатыми некрашенными скамейками передъ виднвшейся въ глубин приподнятой сценой. Въ первомъ ряду, впрочемъ, стояли стулья. На сцен занавсъ былъ поднятъ и при свт лампочки можно было видть двухъ солдатъ, бродившихъ по ней. Декорацій никакихъ, но за то сцена была обставлена елками.
«Ну, театръ»! подумалъ Николай Ивановичъ, покачавъ головой и вернулся обратно въ корридоръ.