— Это всё пустяки… Но откуда тебе известно это? — зашёлся вдруг дворник.

— Спокойно. Не то горлышко поранишь. Чем тогда отвечу?

— Проткну! — зарычал Телесуфа, повторяя натиск.

— А я, как знаешь, не броюсь, — невозмутимо пропел Бердыш, прямо глядя в разъярённые зенки.

— А! — вскричал тот, налегая на рукоять, но опомнился. — Я точно ведь пропорю, коль не сознаешься.

— В чём? — безмятежно поинтересовался Степан.

— Откуда про всё знаешь?

— Доносят сороки и галицы.

— Долго будешь галиться?

— Не шуткуй, Телесука. Я дворянин. За меня спросят. Самим князем Лобановым послан.

— Степь широка. Крупинку сдувает в провал, как вы там приговариваете, а? — упоительно растянул жабьи губы дворник. Пришёл его черед торжествовать.

— Может, и Хлопов для тебя крупинка?

— Нет, с ним иное.

— Ошибаешься, дворник. Ой, как ошибаешься, — желая выкрутиться, резал на удачу и наугад, — за мою голову и построже спросить могут.

— Глядишь, и надобности в том не будет, коль сам всё скажешь. — Телесуфа издевательски склонил голову.

— Что же?

— Правда ль, что казаки воюют по указке воеводы Лобанова и, стало быть, великого князя Московского? Это раз. И два: кто тот человек, который оповещает вас о наших всех делах?

— Да растолкуй: о ких делах?

— Ну, взять хоть молвку о Кирееве загоне.

— Молвку?.. Так он сам лицо своё казал, когда засеки воевал. Крепкий слух неспуста глыбится.

— Да кто знал его лицо-то?

— Значит находились мудрецы.

— Так ли? — Телесуфа хитро прищурился. — Не ты ли?

— Прости. Про себя я, кажись, не говорил. Да и как бы мне поспеть это самое — Кирея упредить? Я ж в Астрахань бежал! — ужом изворачивался Степан.

— Хм, — прищурился пытливо дворник. — Да, то, пожалуй, немыслимо.

Сабля уже не колола шею.

— Сам видишь: напраслину в ум взял.

— Скользок ты не к добру.

— Для кого?

— Для тебя, — шепнул Телесуфа.

— Что, убьёшь? — Степан не сводил глаз с недруга.

— Кончил бы — не вздрогнул. Но то и подозрительно, что всё у тебя ловко выходит да гладко.

— Сам ловок. — Бердыш вернул любезность.

— Вот за то тебя и не люблю, — не замечая, искренне продолжил Телесуфа.

— Грех отрицать: в том же грешен.

— Да, плут же ты, — засмеялся дворник чуть не любовно.

— За плутовство не режут, — заметил Степан, гладя настил.

— А на кол садить — в самый раз.

— Так и какое ж решенье обо мне вынес?

— Хо, с железом играть надоело? Живи. Пока, — отходчиво потянулся Телесуфа — ну, сущий котяра, — только не вздумай ещё раз поводок сымать… без спросу-то.

— Где уж убогому, — подобострастно расклеились Степановы губы и были они суше хворосту.

— Про то не твои старания, — почтительно заверил ногай, — за тобой теперь не одно зоркое око присмотрит.

— Спасибо и на том. Всякая забота всякому приятна. Обычай гостеприимства! — восхитился Бердыш.

Телесуфа отнял саблю, вложил в ножны, указал на выход. Медленно и щекотно pacсосался в груди Степана снежок. Ноги тоже таяли, подгибались. Потому выходил не спеша: медлительностью припорошивал слабость.

Хлопова узнал не сразу. Иван за прошедшие месяцы изрядно сдал. Что объяснимо: неусыпно ходить под «дамокловым мечом» — не забава. Урус и верховина упёртых мирз уткнулись в саму грань между худым миром и плохой войной. Ближний круг ежедневно подбивал князя к разрыву с Московией. У посла заметно прибавилось седых волос и морщин.

Лишь вежливость покривила уголки его губ. Утомлённо сморгнув, жестом пригласил земляка присесть. Ровно, как дятел, без прежней приподнятости поведал о новых переменах с добра на худо.

Повсеместно и неприкрыто ногайская знать возмущалась русскими, послам отказывали в должном почтении. Недавно в Москву отбыл большой посольский караван от мирз с огромным, до полутора тысяч голов, табуном лошадей. Вместе с детьми боярскими Стремоуховым, Колтовским и Бундеем Языковым.

— …того Бундея хамно ограбил Урмахмет, что аки волк нас не терпит. Меня самого в заточниках держат. Обращаются с прохладцей, с конём служилым — и то ласковей: мол, покуда нужон, потуда и держим. Через неделю встреча с Урусом. И я уже знаю: суровый разговор. Чую: за Самару и крепость Беловоложскую. Вопреки воле князя основали. Про Уфу пока тихо…