Спасибо за похвалу, но задание и вправду было довольно лёгким; самое трудное было разгадать, в чём оно будет заключаться. Здесь мне помогли; если захочешь, подробнее расскажу при встрече.

Мне кажется, тебе не стоит так рисковать, появляясь в Хогсмиде. Ты тоже мишень, и если недобитки Пожирателей, у которых зуб на меня, предпочитают без особой нужды не высовываться (Вольдеморта-то поблизости нет, к чему рисковать?), то насчёт тебя стесняться никто не станет. Я не хочу, чтобы тебя поцеловал дементор, так и знай.

Так что тоже береги себя. Ради меня, ради Рема.

Жутко скучаю по тебе, крёстный…

Твой,

Гарри».

* * *

Март тянулся, как в лихорадке, когда секунда кажется вечностью порождённых воспалённым воображением образов на потолке. Гарри не мог, не хотел думать о том, что произошло в начале месяца, но каждый день по сотне раз он случайно натыкался взглядом на Забини, а порой и встречался с непроницаемым взором последнего… Мерлин, Гарри и раньше знал, что больше всех так или иначе контактирует с одноклассниками, но никогда не подозревал, что этого действительно так много. Так много бытия рядом, когда хочется взвыть и убежать в Запретный лес, чтобы какая-нибудь добросердечная (но об этом не подозревающая по наивности, бесхитростности и чистоте душевной) зубастая-когтистая зверюшка сжевала тебя всего, даже костей обглоданных не оставила.

Воспоминания жгли его. Каждый день он просыпался раньше прочих от кошмаров, где снова был монстром, с наслаждением насилующим, унижающим, втаптывающим в пыль. Холодный пот пачкал простыню, стоять на ногах было трудно - они были слабыми, как после долгой болезни. Он ступал по ковру, и ему мерещились на зелёной пушистой поверхности кровь и сперма. Он чувствовал себя больным. Он сходил с ума. Он ненавидел себя.

Он пытался отвлечься от мыслей учёбой, и учителя нехотя ставили осунувшегося, бледного Гарри Поттера с затравленным выражением глаз в пример другим ученикам. Как правило, Слизерин в такие моменты усмехался - весь, кроме Забини. Прочие факультеты привычно мысленно крысились на Поттера - мало того, что психованный опасный выскочка, так ещё и перед преподавателями выпендривается, заучка… Гарри рад был бы не обращать на это внимания, но у него с каждым днём всё сильнее болела от этого голова. Ему думалось, что с этим можно было бы что-нибудь сделать, даже не ходя на поклон к Снейпу - хотя бы наведаться в Запретную секцию и полистав книги по ментальным искусствам. Но он не хотел менять что-нибудь. Он заслужил эту боль. Он заслужил куда больше боли, чем чужие эмоции могли ему причинить.

Теперь Гарри уходил из спальни всегда раньше всех и приходил, как только закрывалась библиотека, пробираясь через гостиную в мантии-невидимке, следом за кем-нибудь, чтобы никого не насторожил открывшийся просто так проход. Он прекратил ходить в Большой зал на завтраки обеды и ужины - потому что там он сидел бы за одним столом с изнасилованным им Забини. Впрочем, Гарри терял от этого немного - в последнее время ему совсем не хотелось есть, а если и хотелось, то Добби всегда был рад услужить «сэру Гарри Поттеру». Но Гарри звал домового эльфа не чаще трёх-четырёх раз в неделю.

Как результат, Гарри потерял в весе ещё больше, хотя ему казалось летом у Дурслей, что худеть ему просто некуда. Однажды на Трансфигурации он упал в обморок, и ему пришлось провести в больничном крыле остаток дня. Мадам Помфри бранила все на свете Турниры, доводящие детей до изнеможения, поила Гарри укрепляющими зельями и расспрашивала о том, как он спит и питается. Гарри, ничтоже сумняшеся, выкладывал ей нечто вроде сочинения на тему «Медицински идеальный день», утвердая, что регулярно ест, достаточно спит, чересчур много в магии не тренируется, а что тает на глазах… ну так возраст такой, вон все худые, кроме Невилла Лонгботтома и Кребба с Гойлом, мадам Помфри, не беспокойтесь… почему в обморок упал? Голова закружилась… у нас, подростков, бывает…

Больше он не позволял себе падать в обмороки. Это, оказывается, можно было контролировать… достаточно было только ужаснуться мысли о том, что всё откроется, что окружающие узнают, почему он не спит и не ест. И головокружение мигом проходило.

– Мистер Поттер, извольте посещать Большой зал в установленные для приёма пищи часы вместе со всеми. Или Вы завели привычку ходить в это время в рестораны? Мистер Диггори проявлял беспокойство о Вас, пытался объяснить мне что-то о Вашей восприимчивости к чужим эмоциям и угрозе Вашей жизни… но Вы, как я вижу, в полном порядке.

Гарри молчал и смотрел в пол.

– Мистер Поттер, Вы меня слышите?

– Слышу, профессор Снейп, сэр.

– В таком случае извольте ходить в Большой зал вместе со всеми. Иначе каждый пропуск Вы будете отрабатывать в моём кабинете.

До двадцать четвёртого числа Гарри заработал себе взысканий примерно до середины мая, и прикидывал иногда, что будет делать Снейп, когда дни учебного года кончатся, а обещанные взыскания - нет. Вряд ли его оставят в Хогвартсе на лето специально из-за этого… должно быть, перенесут на следующий год.

Когда у Снейпа закончились грязные котлы «из подвала Ровены Рэйвенкло», Гарри должен был мыть полы. Сначала в лаборатории Снейпа, потом в кабинете, затем в коридоре, потом по всем подземельям; Гарри успел изучить их досконально, выгребя из каждого угла по килограмму паутины и пыли. Потом он драил парты, чистил шторы, заготавливал в промышленных количествах ингредиенты, приводил в порядок шкафы, разбирал чуланы… чем-то это подозрительно ему напоминало то, чем он занимался у Дурслей, вот только тут приходилось ещё и учиться… Несколько раз он всё же падал в обморок, но успевал очнуться раньше, чем Снейп мог найти его, лежащего без сознания на груде заплесневевших записок, отобранных преподавателем зельеварения на уроках за все двадцать лет, или в россыпи старых тряпок. Гарри гадал, что ему надо будет делать, когда все подземелья засверкают чистотой. Мусорить самому и самому же убираться? Или его отдадут на растерзание Филчу, который со времён истории с василиском полагает, что «паршивому маленькому тёмному магу» следует без магии чистить сортиры, так как именно в этом его, тёмного мага, истинное призвание? Но как Гарри ни иронизировал в разговорах сам с собой, притворяться он не мог. Ему не было интересно, что ещё удумает Снейп; ему вообще мало что было интересно. В глубине души он полагал, что этих отработок мало для такой мрази, как он, и был готов к чему-нибудь худшему.