С Олегом, Седриком и близнецами Гарри вообще не пересекался; с искусством облезлого кота, привыкшего получать от встречных-поперечных пинки, он бросался в боковые повороты при виде кого-нибудь из них, укрывался за портретами, в нишах, а то и накидывал мантию-невидимку, зайдя за угол. Он не думал, что после того, что сделал, он имеет право общаться с ними хотя бы на уровне «привет-пока». Ниже, чем он, пасть уже невозможно…

Иногда Гарри приходил на Астрономическую башню, но больше пятнадцати минут подряд там не проводил. Он знал, что, если бросится с неё ещё раз, снова превратится в дракона - не хватит духа покончить со всей этой бессмыслицей, в которую превратилась его жизнь - тянущаяся, липкая и противная, как жвачка. И не хотел быть драконом, потому что это было слишком хорошо, слишком пьяняще для него. Он не заслужил этого.

Гарри снилось иногда, что он тонет в чём-то вязком и тёмном, похожем на целое море дёгтя, тонет, задыхается, слабеет. А поблизости разговаривают какие-то люди и не замечают его; Гарри точно знал, что стоит только позвать - и они помогут. Спасут, успокоят, дадут воды и скажут, что такой мерзости в его жизни больше не будет никогда. Ему смертельно хотелось закричать и позвать на помощь, но он стискивал зубы и молча тонул. Каждый раз. И каждый раз это было омерзительно и мучительно, и Гарри просыпался, дрожа, мокрый, как мышь, но странно удовлетворённый. Он заслуживал этого.

Письмо от Сириуса застало Гарри врасплох, и он долго сочинял ответ, порвав не менее пятнадцати кусков пергамента, прежде чем сумел написать что-то если не оптимистичное, то более-менее ровное. Ему не хотелось, чтобы Сириус знал о чём-нибудь… таком…

Подумать только, когда-то раньше он бывал недоволен своей жизнью. Сравнивать было не с чем.

* * *

В день похода в Хогсмид Гарри выждал, пока туда уйдут все - для того и назначил встречу в два, а не с утра - вышел из замка, сопровождаемый подозрительным взором Филча, и за ближайшим же поворотом накинул на себя мантию-невидимку. Упомянутый Сириусом мостик Гарри знал, и добрался туда за несколько минут. Большущий чёрный пёс уже был там.

– Привет, Бродяга, - Гарри скинул мантию, убедившись предварительно, что никто его здесь не видит.

Пёс с оживлением обнюхал его рюкзак, где лежала целая жареная курица, штук пять несладких булочек, большая бутылка тыквенного сока и целая россыпь разных конфет (Добби, как мадам Помфри, считал, что Гарри нужно усиленно питаться, и порывался притащить столько еды, сколько Гарри не унёс бы), махнул хвостом, потом повернулся и затрусил по поросшей редким кустарником земле, вверх к каменистому подножию горы. Гарри перешёл через изгородь и последовали за ним.

Сириус подвёл их к самой горе. Земля вокруг была усеяна большими камнями. Псу, с его четырьмя лапами, это путешествие ничего не стоило, но Гарри скоро выбился из сил, карабкаясь следом с тяжёлым, оттягивавшим плечи рюкзаком; пару раз у него начинала кружитсья голова, но удавалось с этим справиться. Он всё лез и лез за Сириусом вверх, на гору, и почти полчаса взбирался по отвесной, каменистой вьющейся тропе, следуя за высоко поднятым, колышущимся из стороны в сторону хвостом. Камни впивались Гарри в ступни сквозь тонкие подошвы кроссовок.

Затем Сириус исчез из виду, и Гарри, дойдя до того места, где крёстный испарился, увидел узкую расщелину; проскользнув в неё, он очутился в прохладной, скудно освещённой пещере. В дальнем конце последней стоял гиппогриф Клювокрыл, стреноженный верёвкой, обвязанной вокруг большого камня. Наполовину серая лошадь, наполовину гигантский орёл, Клювокрыл сверкнул на гостя свирепым оранжевым глазом. Гарри склонился перед гиппогрифом в поклоне, вспомнив прошлый год. Клювокрыл некоторое время важно глядел на него, а потом опустился на чешуйчатые колени. Гарри, решив, что формальности на этом закончены, во все глаза смотрел на чёрную собаку, превращавшуюся в его крёстного отца.

Сириус был одет в драную серую мантию, ту самую, которую носил, сбежав из Азкабана. Чёрные волосы довольно прилично отросли с момента встречи у камина, и сам Сириус всё ещё оставался почти болезненно худым.

– Привет, - Сириус неловко обнял Гарри.

– Привет, - оба не знали, что ещё сказать, и после нескольких секунд неловкого молчания Гарри вспомнил о безопасном предмете беседы.
– Я принёс еду.

– Еда!
– ликующе воскликнул Сириус.
– Давай её сюда.

Гарри вытащил всё из рюкзака и с почти материнской нежностью наблюдал, как Сириус с жадностью поглощает курицу.

– Спасибо. Последнее время питаюсь крысами. Не могу красть много еды из Хогсмида, это привлекло бы слишком много внимания.

Он улыбнулся Гарри, но Гарри ответил на улыбку неохотно.

– Что ты здесь делаешь, Сириус?
– спросил он.
– Мне за тебя беспокойно.

– Выполняю обязанности крёстного отца, - ответил Сириус, совсем по-собачьи вгрызаясь в куриную кость.
– Не беспокойся обо мне, я исполняю роль очень симпатичного бродячего пёсика.

Он по-прежнему улыбался, но, заметив беспокойство на лице Гарри, продолжил уже более серьёзно: