...Гудериан ехал в поезде к месту нового назначения и думал о том, как странна порой бывает судьба. Теория танкового блицкрига умерла, фактически не родившись, но именно его - создателя и идеолога новой стратегии - это никак не задело. Он назначен командующим вторым армейским корпусом - бесспорно одним из лучших в армии. Фюрер сказал, что в состав армий он планирует ввести танковые дивизии, правда - уменьшенного, половинного состава. Танки останутся в армии - это главное, а вот то, как они будут применяться... Впрочем, это не имеет никакого значения: его собственная карьера вышла на новый виток...

Задетый неосторожным движением камень сорвался с забора и с едва слышным стуком покатился по земле.

– Тихо!..

Темные тени метнулись в черноте испанской ночи, и словно растворились в ней, распластавшись на земле. Затем одна из теней снова приподнялась и принялась шепотом выговаривать:

– Красноармеец Эпштейн, твою мать! Откуда у тебя ноги растут?!

Вторая тень принялась, было оправдываться, но из темноты прилетело короткое "Заткнись!", и все стихло. Бесшумное перемещение, еле заметное мелькание сгустков темноты и вот уже два черных силуэта прижались к стене маленького домика с плоской крышей:

– Миша, давай, - Домбровский показал Эпштейну на дверь стволом своего ППД.
– В случае чего - прикрою...

И нырнул в темноту.

Десантник осторожно постучал в дверь. Нет ответа. Второй стук был чуть настойчивее. Дверь распахнулась на всю ширину разом, словно ее не открыли, а сорвали с петель и на пороге возникла худенькая, невысокая старушка с удивительно прямой спиной и тяжелым пучком седых волос на голове.

– Буэнос ночес, алуэба, - вежливо поздоровался Эпштейн.
– Добрый вечер, бабушка...

Старушка пристально, даже как-то придирчиво осмотрела десантника, его некогда синий, выгоревший на солнце комбинезон, пилотку с звездочкой защитного цвета. Особое внимание уделила длиннопалым кистям рук, сжимавших винтовку, затем подняла голову и, глядя прямо в глаза парашютиста, вскинула вверх сухонький кулачок:

– Салуд, компаньерос! Здравствуйте, товарищи!..

– ...Вот там, на окраине, - сеньора Риварес показала куда-то за спину, - моего старшего внука и расстреляли. И потому, когда средний и младший решили записаться в милисианос, я могла только просить Заступницу Деву Марию приглядеть за моими пострелятами...

За столом с небогатым угощением - кукурузная каша с малюсенькими кусочками поджаренного сала - сидели командиры и переводчик Эпштейн. Остальные красноармейцы и ополченцы рассредоточились по деревне. Им всем нужно было переждать день, когда с неба могут выследить уцелевшие итальянские самолеты - выследить и навести франкистов на группу окруженцев.

– Сеньора Риварес, - начал было Домбровский, которого старушка за невероятные габариты признала командиром, и упрямо отказывалась понимать, что размеры - размерами, а звания - званиями.
– Сеньора Риварес, вы сказали, что видели неподалеку красноармейцев...

– Да, видела, - старая испанка энергично кивнула головой.

– А не могли бы вы подсказать нам: куда надо нам двигаться, чтобы встретить этих наших товарищей?

– Хотите найти вашего большого начальника в кожаной куртке?

– Кого?
– хором переспросили Ястребов и Баранов.

Старушка поняла вопрос без перевода и широко улыбнулась:

– Там есть командир. Большой. С ним около тысячи человек. Броневики. Танкетка. Даже музыканты есть...
– Сеньора Риварес одобрительно цокнула языком, - А сам - такой представительный, в очках. И в кожаной куртке. Идет пешком, как все, а в легковом автомобиле - большущем таком!
– раненых везут. И пулемет...

– Красноармеец Эпштейн, пока не переводите!
– приказал Бронислав и повернулся к остальным.
– Похоже, что это - товарищ корпусной комиссар Мехлис.

– Ну да?!
– Махров явно не мог поверить в такое чудо, - Комиссар всего АГОН и вдруг здесь?!

– Ты, парашютист, все время за линией фронта был, а мы-то товарища Мехлиса хорошо знаем, - вступился Баранов.
– Он на своей "Испано-Сюизе" только что танки не обгонял. Всегда в самое пекло лез. И вот еще что: не припомню я, чтобы кто-то еще по такой жаре кожаную куртку носил...

– Вы не сомневайтесь, товарищи, - вмешалась в разговор сеньора Риварес, которая, хотя и не понимала слов, легко уловила интонации.
– Вы их легко догоните: вряд ли они успели уйти больше чем на десять-пятнадцать километров.