Я провожу рукой по её волосам, она вдруг порывисто прижимается ко мне, обхватывает руками и шепчет мне в щёку:

– Спасибо, Гарри.

Я обнимаю её, пока она выплакивает мне в плечо свои слёзы по ним с Роном.

* * *

Я закрываю за ними дверь. Вечер получился, несмотря ни на что, очень неплохой. И я рад за своего крестника. Хотя, если бы при выборе девушки он советовался со мной, я бы высказал ему свои мысли. А их у меня о Грейнджер за все прошедшие годы накопилось достаточно много. Но будем считать, Драко знает, что делает и не станет слишком явно плясать под дудку этой девчонки. В том, что она способна заставить исполнять это почти кого угодно, я не сомневаюсь ни минуты.

Когда я говорю всё это Поттеру, он только хмыкает и трётся щекой о моё плечо. И у меня внутри сразу всё переворачивается, как и всегда, когда он такой близкий и податливый.

– Гарри, мне нужно заняться проверкой домашних заданий. Ты видел, сколько там свитков?

– И что тебе мешает? Занимайся, пожалуйста. Я просто посижу тихо рядом с тобой, даже отвлекать не буду.

Да ты одним своим видом меня уже отвлекаешь. Надо всерьёз задуматься о том, чтобы предложить принять закон, запрещающий магам ходить с расстегнутыми пуговицами на рубашке и быть так сексуально взлохмаченными. Подумать только, а я всегда считал, что этот его беспорядок на голове - отрицательная черта, даже пару раз снимал за это баллы с Гриффиндора.

Я тяжело вздыхаю и иду в библиотеку. Поттер идёт следом за мной. Наверное, он решил меня доконать.

Как бы там ни было, ни один свиток не остаётся без моего пристального внимания. Иногда каракули этих тупиц так меня раздражают, что, прочерчивая по пергаменту пером, я украшаю выведенную букву «Т» россыпью чернильных брызг.

Усмехаюсь - наверное, решат, что у меня был плохой день. Потом поднимаю голову и смотрю на Гарри. Они сильно ошибутся, если действительно так подумают, потому что день у меня сегодня просто замечательный.

Гарри сидит в кресле, тихонько, как и обещал, и листает своего Шекспира, иногда покусывая зубами перо, служащее ему закладкой. А время от времени он отрывает взгляд от книги и его глаза встречаются с моими. Я торопливо отворачиваюсь, словно меня застали за чем-то незаконным, и возвращаюсь к своим баранам. А он тихо смеётся.

Каким может быть этот день, если не самым замечательным?

Глава 17. На мелкие осколки

Наверное, я болен им. Мне всё время хочется находиться поблизости, не выпускать его из поля зрения. Быть рядом. Видеть его. Чувствовать. Одержимость - кажется, так это называется. Я пропал.

Сейчас поздний вечер. Он проверяет пергаменты, а я, взяв книжку, чтобы занять руки, сижу чуть поодаль. Иногда я действительно прочитываю пару страниц, но по большей части смотрю на него. Разглядываю. Впитываю.

Он сидит очень прямо, лишь голова чуть наклонена вниз. Лицо серьёзное, он часто хмурит брови и кривит губы - видимо, то, что он читает, его не слишком радует. Немного нервно откидывает назад прядь волос. Вздыхает. Потирает тонкими пальцами виски. Выводит быстрым росчерком пера очередную закорючку, откладывает пергамент в сторону. Я с надеждой разглядываю уменьшающуюся стопку непроверенных работ.

Иногда он отрывается от своего занятия и смотрит на меня. И от этого взгляда у меня внутри что-то сладко трепещет и к щекам приливает кровь. И я удерживаю себя, чтобы не вскочить и не наброситься на него с поцелуями. Я степенно опускаю голову вниз и переворачиваю страницу.

Часы бессердечно отсчитывают и проглатывают наше время, и от необдуманных поступков меня спасает лишь неуклонность, с которой тают оставшиеся пергаменты.

Когда, наконец, он ставит последнюю точку и откладывает в сторону перо, откидываясь в кресле и прикрывая глаза, я поверить не могу своему счастью. Неужели всё?!

Я забываю про книгу, встаю и обхожу кресло сзади, обхватываю Северуса руками и утыкаюсь носом в шею. И вдыхаю его запах. И закрываю глаза. И долго молчу и не двигаюсь.

Потом шепчу:

– Устал?

Он берёт мои руки в свои:

– Иди ко мне.

И я иду.

Присаживаюсь на подлокотник кресла, и он удерживает меня, обнимая руками за талию и притягивая к себе. Зарываюсь пальцами в его волосы, перебираю пряди, шепчу, что соскучился и устал ждать. Он тянет меня ближе, и я соскальзываю к нему на колени и прижимаюсь. Лопатками ощущаю тепло его ладоней, а щекой - ритм сердца. Зажмуриваю глаза и думаю о том, что вся наступающая долгая-долгая ночь - без остатка наша. И ещё я думаю о том, что мы одни, и о его руках, скользящих по моей спине, и что если мы захотим сидеть так вечность - никто не помешает нам. И если захотим что-то ещё - тоже.

Я беру в ладони его лицо и, едва касаясь, целую веки и складку между бровей, и разрываюсь от щемящей нежности, и тихо схожу с ума от его такого родного запаха. А потом я уже не думаю ни о чём, а просто принимаю его ответные поцелуи.

Запрокидываю голову и подставляю шею. Дрожу от возбуждения, когда его руки расстегивают мою рубашку. Выгибаюсь в его объятиях, потому что его язык скользит по моей груди и находит сосок, и медленно проводит по нему, и тихо ахаю, когда прикусывает. Ощущаю острую необходимость прижаться к его обнажённому телу и нетерпеливо стаскиваю с него мантию и всё, что мешает мне касаться его груди. Немного неудобно, потому что кресло ограничивает движения. Сползаю с его коленей, задевая бедром напряжённый пах. Он тут же притягивает меня к себе, обхватывает за пояс и касается губами живота над ремнём джинсов, а потом яростно целует, вжимая пальцы в мои ягодицы. У меня стоит и ноет от желания, а руки впиваются в его плечи, и меня почти трясёт, так его хочу.