И сонно целует меня в макушку.

Я обнимаю его рукой и плыву, покачиваясь на волнах сновидений.

* * *

А весна у нас сумасшедшая просто. Вокруг всё расцветает, поёт и сверкает, и по ночам на чердаках орут ополоумевшие коты, а днём в тёплых лужах нахохлившиеся воробьи чистят свои перья. Небо синее-синее, словно ляпис-лазурь, а ветер лёгкий и свежий, и клейкие листья, выбираясь из почек, разворачиваются и щекочут нос своим терпким запахом.

Нам срывает крыши, мы порой даже не сразу понимаем, что существуем не автономно от мира, а в нём самом, мы вспоминаем о нём только в минуты крайней необходимости.

Почти каждую ночь мы занимаемся любовью, а после я засыпаю в его объятиях. Северус говорит, что я способный и восприимчивый, и пусть он при этом саркастичен, я-то уверен - он говорит чистую правду. Я знаю, что ему нравится и что доставляет удовольствие, знаю его самые-самые чувствительные места, знаю, как прикасаться, чтобы он забыл обо всём на свете и думал только обо мне.

А ещё я научился прогуливать лекции и легко переносить ворчание Северуса по этому поводу. Правда, случается такое редко - только когда у него выпадает свободный день, который мне, конечно же, сразу становится жаль тратить на учёбу.

Иногда мы просто бродим по улицам, и тогда он обязательно обнимает меня за плечо, а я болтаю о всякой ерунде, и он уже отучился ехидничать по этому поводу. А иногда мы сутки не выбираемся из дома. Северус тогда принимается ворчать, что я его когда-нибудь заезжу, и что я навязался на его голову, а я улучшаю минуту и коварно нападаю, применяя запрещённый приём - губами прижимаясь к его губам и выдыхая, что не могу ничего поделать, так сильно его хочу.

Правда, жить я продолжаю в университетском общежитии и прихожу в дом Северуса лишь тогда, когда он туда тоже приходит.

Наверное, я так и не привыкну спокойно реагировать на него при встрече. Я сразу обнимаю его за шею и прижимаюсь, и пытаюсь даже обхватить его ногой, и целую его куда попало, шепчу глупости и вообще веду себя так, словно не виделся с ним сто тысяч лет. Конечно, он ворчит, но не отстраняется, а потом так и вовсе перехватывает инициативу, поэтому иногда мы прямо из прихожей попадаем в спальню, минуя чай и чтение почты.

И нам так хорошо, что иногда я пугаюсь этого состояния перманентного счастья. Так не бывает.

Иногда я пропадаю на все выходные - езжу с командой на игры. Северус не очень доволен, но думает, что удачно скрывает своё недовольство. А на самом деле, если я долго отсутствую, он начинает ворчать, что метлу подарил на свою голову и что наш тренер идиот ненормальный, и что это никуда не годится - заставлять нас тратить на игры выходные дни. Я с ужасом жду, что же будет, когда я сообщу ему о длительном отъезде. На поверку он оказался жутким собственником. Впрочем, я, наверное, и сам такой же.

Но пока до нас никому нет дела, мы принадлежим только друг другу. И я совершенно не переживаю из-за того, что мы так и не живём вместе, а просто иногда встречаемся. Совершенно.

* * *

Драко и Гермиону всю весну я практически не вижу. Учимся мы на разных факультетах, а расписания наши после каникул почти не пересекаются. Посиделки по пятницам в баре на двенадцатом этаже главного корпуса сошли на нет. Без Рона они утратили свою обязательность. Ну и ещё, Драко и Герм погрязли в любви и не выныривают на поверхность. Сняли какую-то квартирку, обживаются там, таскают домой всякие тарелки и чайники, и вообще вьют гнездо со страшной силой.

Периодически заходят к нам, когда Северус бывает в Лондоне. Оба счастливые и всегда сияют, как два одинаковых новеньких кната. В общем, совсем потерянные для общества люди.

А ещё я скучаю по Рону. Мне его не хватает.

Как-то я написал ему письмо, но оно осталось без ответа. Тогда я написал ещё одно, но сова вернулась с ним обратно. Мне это не понравилось.

Тогда я написал Биллу, чтобы хоть он объяснил, в чём дело. Может, Рон просто не желает со мной общаться? Но в таком случае я хотел бы это услышать от него, а не маяться догадками.

От Билла и Флёр пришёл ответ - испещрённый завитушками текст на розовом надушенном пергаменте. Писала явно Флёр. Оказывается, Рона они и сами практически не видят. Он приходит поздно ночью, когда уже все спят, а уходит так рано, что его и утром сложно застать, а бывает, что и вовсе не приходит ночевать. Днём же он по большей части либо на работе, либо пропадает где-то с Габриель (ты ведь помнишь мою сестру, Гарри? И она тебя тоже очень хорошо помнит). И так далее, и так далее…

Неужели Фред с Джорджем так суровы и требовательны, что заставляют Рона целые дни проводить на работе? Ему наверняка даже и ответить-то на мои письма некогда. Рассердившись на близнецов, я пишу и им тоже. Прошу их не загружать Рона работой, а лучше давать ему хотя бы один выходной в неделю.