Шрифт:
В окно стучится сова, нетерпеливо царапая клювом стекло, и мы отрываемся друг от друга. Открываю окно и забираю почту, и пока Северус сражается с кофеваркой, я зачитываю вслух имена адресатов.
Последний конверт выглядит необычно, адрес написан на незнакомом мне языке. Я зову Северуса, возможно, он знает, от кого это может быть.
– Гарри, думаю, это от Клайтона. Он как раз сейчас находится за границей, и обещал прислать какую-то информацию в ближайшие дни. Открой, пожалуйста, и посмотри, что там, я тут немного занят.
Я взламываю хрустящую печать и вскрываю конверт. Оттуда мне на колени выпадает листок с причудливым гербом на верхнем поле. Текст на английском, и с первого же предложения ясно, что это не от Клайтона.
* * *
Я жду, когда Гарри начнёт читать письмо, мне очень важна эта информация. Возможно, мы приблизимся к цели, пусть хотя бы на шаг.
Но он молчит и ничего не произносит. Тогда я поворачиваюсь к нему и уже собираюсь выговорить за это, но умолкаю на полуслове.
Гарри сидит за столом, лицо у него застывшее, а рука с письмом безвольно опущена вниз. Я зову его по имени, но он не реагирует, а продолжает глядеть на какую-то невидимую мне точку. А затем его пальцы разжимаются, и письмо с тихим шелестом падает на пол. Я подхожу и поднимаю его, сажусь за стол. И тут Гарри отмирает:
– Северус, как ты мог?
Я читаю, и по мере прочтения мне становится понятен его ужас. Потому что это совершенно точно не от Клайтона, да и вообще не из Франции, где тот находится в данный момент. Это текст договора между мной и Пражской академией, согласно которому я в течение двух лет, начиная со следующего учебного года, обязуюсь преподавать в академии на кафедре Высших Зелий. И, разумеется, проживать я буду там же.
Когда-то, кажется, накануне Рождества, я действительно получил от них предложение такого характера и выразил своё согласие в ответном письме, и моё письмо уже само по себе является магическим соглашением. Я не смогу отказаться. И не важно, что я совершенно забыл о своём письме сразу же, как его отправил, потому что именно в то время в моей жизни появился Гарри, тогда ещё Поттер, со своими переломами и Шекспиром, и имбирным печеньем, и глинтвейном на двоих, и занял всё свободное место в моём сердце. Это совершенно не важно, важно лишь то, что я успел дать своё согласие.
Я поднимаю голову и смотрю на Гарри. Он растерян. Я растерян не меньше. Я понимаю, что должен сейчас что-то ему сказать, но, Мерлин, ЧТО?
А он опускает голову на сцепленные кисти рук - совершенно мой жест, когда только успел перенять - и глухо произносит:
– Два года. Целых два года, Северус! И ты ещё выговаривал мне за квиддич.
– Гарри, послушай, я сейчас всё объясню, и ты обязательно поймёшь.
– А я уже и так понял, - он встаёт из-за стола и отходит к окну.
– Да и что тут непонятного? Ты уезжаешь, я остаюсь. Всё.
Я иду к нему, но он выворачивается из моих рук и отходит подальше от меня, присаживаясь на край стола.
– Гарри, послушай, пожалуйста. Я дал своё согласие ещё до того, как мы с тобой… как ты вошёл в мою жизнь. Ответа мне не поступило, и я уже успел позабыть об этом предложении. Это правда. И сейчас я расстроен не меньше, чем ты.
– Ты думаешь, я расстроен? Всего лишь расстроен? Знаешь, я расстраиваюсь, когда упускаю снитч или когда получаю низкий балл на экзамене. Или когда вымокаю под случайным дождём.
И мне нечего ему на это возразить.
Я пытаюсь держать ситуацию в своих руках, а для этого мне нужно что-то говорить, и я напоминаю, что впереди у нас ещё целое лето, а потом можно будет что-нибудь придумать, ведь там, в академии, наверное, тоже бывают какие-нибудь каникулы.
Он молча слушает и по его лицу невозможно определить, что он думает о том бреде, который я сейчас несу.
– Скажи, могу я поехать с тобой? Мы могли бы там вместе жить?
– он внимательно смотрит мне в глаза и очень серьёзен. Я теряюсь, а затем честно отвечаю:
– Я об этом даже не думал.
– Понятно, - голос его дрожит, грозя взорваться.
– Тогда ответь ещё на несколько вопросов, и я от тебя отстану. Кто я, Северус? Кем был для тебя всё это время? Игрушкой? Мальчиком для постели?
Я ничего не понимаю и недоумённо смотрю на него. А он продолжает звенящим голосом:
– Ты даже не задумывался, нравится ли мне быть гостем в твоём доме. Устраивают ли меня такие отношения. И отношения ли это вообще.
Потом он как-то остывает и тихо договаривает:
– А я всё это время ждал, когда же ты захочешь, чтобы мы жили вместе. Вот дурак.
– Гарри, послушай меня. Неужели ты считаешь, что я не думал об этом? Думал, и пришёл к выводу, что этого делать не стоит.
Мне больно и горько говорить ему об этом, но, видимо, иначе нельзя, и я договариваю:
– Я просто не хотел портить твоё будущее. Ты молод. У тебя всё впереди. А я… Я только надеялся, что это продлится как можно дольше - то, что между нами.
– Значит, ты всё решил за меня. Конечно, зачем тебе знать, чего хочу я.