Пастух! тебе теперь я молвлю речь:Чем в Диких Коз терять свой корм напрасно,Не лучше ли бы Коз домашних поберечь?
Соловьи
Какой-то птицеловВесною наловил по рощам Соловьев.Певцы рассажены по клеткам и запели,Хоть лучше б по лесам гулять они хотели:Когда сидишь в тюрьме, до песен ли уж тут? Но делать нечего: поют, Кто с горя, кто от скуки. Из них один бедняжка Соловей Терпел всех боле муки: Он разлучен с подружкой был своей. Ему тошнее всех в неволе.Сквозь слез из клетки он посматривает в поле; Тоскует день и ночь;Однако ж думает: «Злу грустью не помочь: Безумный плачет лишь от бедства, А умный ищет средства, Как делом горю пособить;И, кажется, беду могу я с шеи сбыть: Ведь нас не с тем поймали, чтобы скушать,Хозяин, вижу я, охотник песни слушать.Так если голосом ему я угожу,Быть может, тем себе награду заслужу, И он мою неволю окончает». Так рассуждал – и начал мой певец:И песнью он зарю вечерню величает,И песнями восход он солнечный встречает. Но что же вышло наконец?Он только отягчил свою тем злую долю. Кто худо пел, для тех давноХозяин отворил и клетки и окно И распустил их всех на волю; А мой бедняжка Соловей, Чем пел приятней и нежней, Тем стерегли его плотней.
Голик
Запачканный Голик попал в большую честь — Уж он полов не будет в кухнях месть:Ему поручены господские кафтаны (Как видно, слуги были пьяны). Вот развозился мой Голик:По платью барскому без устали колотитИ на кафтанах он как будто рожь молотит, И подлинно, что труд его велик.Беда лишь в том, что сам он грязен, неопрятен. Что ж пользы от его труда?Чем больше чистит он, тем только больше пятен. Бывает столько же вреда, Когда Невежда не в свои дела вплететсяИ поправлять труды ученого возьмется.
Крестьянин и овца
Крестьянин позвал в суд Овцу;Он уголовное взвел на бедняжку дело;Судья – Лиса: оно в минуту закипело. Запрос ответчику, запрос истцу, Чтоб рассказать по пунктам и без крика: Как было дело; в чем улика?Крестьянин говорит: «Такого-то числа,Поутру, у меня двух кур не досчитались:От них лишь косточки да перышки остались; А на дворе одна Овца была».Овца же говорит: она всю ночь спала,И всех соседей в том в свидетели звала,Что никогда за ней не знали никакого Ни воровства, Ни плутовства;А сверх того она совсем не ест мясного,И приговор Лисы вот, от слова до слова:«Не принимать никак резонов от Овцы: Понеже хоронить концы Все плуты, ведомо, искусны;По справке ж явствует, что в сказанную ночь — Овца от кур не отлучалась прочь, А куры очень вкусны, И случай был удобен ей; То я сужу, по совести моей: Нельзя, чтоб утерпела И кур она не съела; И вследствие того казнить Овцу,И мясо в суд отдать, а шкуру взять истцу»
Скупой
Какой-то домовой стерег богатый клад,Зарытый под землей; как вдруг ему наряд От демонского воеводы,Лететь за тридевять земель на многи годы.А служба такова: хоть рад, или не рад, Исполнить должен повеленье. Мой домовой в большом недоуменье, Как без себя сокровище сберечь? Кому его стеречь?Нанять смотрителя, построить кладовые: Расходы надобно большие;Оставить так его, – так может клад пропасть; Нельзя ручаться ни за сутки; И вырыть могут и украсть: На деньги люди чутки.Хлопочет, думает – и вздумал наконец.Хозяин у него был скряга и скупец.Дух, взяв сокровище, является к Скупому И говорит: «Хозяин дорогой!Мне в дальние страны показан путь из дому; А я всегда доволен был тобой: Так на прощанье, в знак приязни,Мои сокровища принять не откажись! Пей, ешь и веселись, И трать их без боязни! Когда же придет смерть твоя, То твой один наследник я: Вот всё мое условье;А впрочем, да продлит судьба твое здоровье!»Сказал – и в путь. Прошел десяток лет, другой. Исправя службу, домовой Летит домой В отечески пределы.Что ж видит? О, восторг! Скупой с ключом в руке От голода издох на сундуке — И все червонцы целы. Тут Дух опять свой клад Себе присвоил И был сердечно рад,Что сторож для него ни денежки не стоил.Когда у золота скупой не ест, не пьет,—Не домовому ль он червонцы бережет?
Богач и поэт
С великим Богачом Поэт затеял суд,И Зевса умолял он за себя вступиться. Обоим велено на суд явиться. Пришли: один и тощ, и худ, Едва одет, едва обут;Другой весь в золоте и спесью весь раздут.«Умилосердися, Олимпа самодержец! Тучегонитель, громовержец!»Кричит Поэт: «чем я виновен пред тобой,Что с юности терплю Фортуны злой гоненье?Ни ложки, ни угла: и всё мое именье В одном воображенье; Меж тем, когда соперник мой,Без выслуг, без ума, равно с твоим кумиром,В палатах окружен поклонников толпой, От роскоши и неги заплыл жиром».— «А это разве ничего,Что в поздний век твоей достигнут лиры звуки?» Юпитер отвечал: «А про негоНе только правнуки, не будут помнить внуки.Не сам ли славу ты в удел себе избрал?Ему ж в пожизненность я блага мира дал.Но верь, коль вещи бы он боле понимал,И если бы с его умом была возможностьПочувствовать свою перед тобой ничтожность,—Он более б тебя на жребий свой роптал».
Волк и мышонок
Из стада серый ВолкВ лес овцу затащил, в укромный уголок, Уж разумеется, не в гости:Овечку бедную обжора ободрал, И так ее он убирал, Что на зубах хрустели кости.Но как ни жаден был, а съесть всего не мог;Оставил к ужину запас и подле лёгПонежиться, вздохнуть от жирного обеда. Вот, близкого его соседа,Мышонка запахом пирушки привлекло.Меж мхов и кочек он тихохонько подкрался,Схватил кусок мясца – и с ним скорей убрался К себе домой, в дупло. Увидя похищенье, Волк мой По лесу поднял вой; Кричит он: «Караул! разбой! Держите вора! Разоренье: Расхитили мое именье!»Такое ж в городе я видел приключенье:У Климыча судьи часишки вор стянул, И он кричит на вора: караул! [Заключительное нравоучение первоначально читалось: // У Климыча судьи часишки вор стянул, // Он тож кричит на вора: караул! // Хлопочет, // Рад целый мир поднять вверх дном; // А этого и вспомнить он не хочет, // Что сам имение всё нажил грабежом.]
Два мужика
«Здорово, кум Фаддей!» – «Здорово, кум Егор!» — «Ну, каково приятель, поживаешь?» —«Ох, кум, беды моей, что вижу, ты не знаешь!Бог посетил меня: я сжег дотла свой двор И по-миру пошел с тех пор».— «Как-так? Плохая, кум, игрушка!» —«Да так! О Рождестве была у нас пирушка;Я со свечой пошел дать корму лошадям; Признаться, в голове шумело;Я как-то заронил, насилу спасся сам; А двор и всё добро сгорело. Ну, ты как?» – «Ох, Фаддей, худое дело! И на меня прогневался, знать, бог: Ты видишь, я без ног;Как сам остался жив, считаю, право, дивом.Я тож о Рождестве пошел в ледник за пивом,И тоже чересчур, признаться, я хлебнул С друзьями полугару; А чтоб в хмелю не сделать мне пожару, Так я свечу совсем задул:Ан, бес меня впотьмах так с лестницы толкнул.Что сделал из меня совсем не-человека, И вот я с той поры калека».— «Пеняйте на себя, друзья!»Сказал им сват Степан: «Коль молвить правду, я Совсем не чту за чудо,Что ты сожег свой двор, а ты на костылях: Для пьяного и со свечою худо; Да вряд, не хуже ль и впотьмах».
