— Как же ты собираешься это сделать? — поинтересовался каллиграф.

Он и не подозревал, что у Салмана давно готов ответ на этот вопрос. Мальчик решил инвестировать эту лиру в свои отношения с сотрудниками, чтобы завоевать их симпатию.

— Я думаю купить чай «Дарджилинг». [13] Он имеет цветочный привкус и пахнет так, будто с каждым глотком во рту распускается целый сад, — ответил Салман.

В этот момент мастер по-настоящему восхитился этим худеньким юношей.

Товарищи по ателье тоже были приятно удивлены. Они охотно угостились «Дарджилингом», однако в дальнейшем, в отличие от Хамида Фарси, предпочли остаться при старом, крепком «Цейлоне».

— Цветы — это хорошо, но уж больно быстро он летит, — пояснил Самад.

— И уж очень бледный, — добавил Ради. — Он напоминает мне фенхелевый чай, который моя бабушка заваривала себе для желудка.

Позже Салман наедине с Карамом проклял матерей, породивших на свет таких неблагодарных тварей. Однако его прежний хозяин только рассмеялся.

— Ты очень умно завоевал симпатию своего мастера, а это гораздо важнее того, что думают о тебе его подчиненные, — сказал он.

И действительно, через два дня после этого случая Хамид Фарси вызвал Салмана к себе.

— Ты здесь всего месяц и уже делаешь большие успехи. Со следующей недели будешь каждый день в одиннадцать часов ходить за моим обедом и отдавать моей жене пустую матбакию с предыдущего раза. Заодно относить заказы, которые я тебе передам. Твоему предшественнику требовалось четверть часа на дорогу. Но он хромал и любил задерживаться возле уличных торговцев и фокусников. Ты, конечно же, управишься и за половину этого времени. В любом случае, ровно в двенадцать обед должен быть у меня на столе, что бы там ни творилось в городе, — так говорил Салману каллиграф, обтачивая острым ножиком бамбуковую палочку.

— Не напрягайся, двигайся не спеша, — посоветовал Салману Ради, помешивая чернила.

А Карам шепнул ему за обедом:

— У каллиграфа, должно быть, красивая жена. Лови момент! — И засмеялся так, что Салман, разозлившись, пнул его ногой под столом.

— За кого ты меня принимаешь? — пробурчал он.

— За кого я тебя принимаю? — переспросил Карам. — За мужчину, чей голодный удав между ног почуял жирного кролика.

Тут он захохотал еще громче, и Салман не выдержал.

— Сегодня ты несносен! — бросил он Караму, выбегая из кафе.

Салман успокоился только на улице. Он купил свое любимое мороженое «Дамасская шелковица», чтобы остудить им подступивший гнев и подсластить горький привкус во рту. Потом, возвращаясь в мастерскую и проходя мимо кафе, он услышал голос Карама:

— До пятницы!

— До пятницы, — ответил Салман, к тому времени уже переставший дуться.

На следующий день Хамид Фарси рассчитал пожилого мужчину, который временно возил ему обед. В кузове, прицепленном к его велосипеду, торчало не меньше пятидесяти ручек матбакий с едой для ремесленников и торговцев окрестных районов. Мужчина не умел читать, поэтому на сосудах не было этикеток. Однако он никогда не путал своих клиентов.

Теперь его обязанности перешли к Салману.

— Помните, что я всегда к вашим услугам, — сказал мужчина мастеру, поклонился и вышел.

— Очень добросовестный человек, — отозвался о нем Фарси.

Он всегда обращался к этому разносчику, когда не доверял мальчику на побегушках или не имел такового.

Скупость хозяина часто становилась предметом шуток Самада, хотя сам он ел только сухой хлеб с оливками и козий сыр и не чаще одного раза в неделю ходил к Караму.

— Просто нашего мастера воротит от кабаков и ресторанов, — нашел объяснение Саид.

Самад засмеялся, а Ради, который все слышал, покачал головой.

— Хозяин скуп, — выдохнул он и потер друг о друга указательный и большой пальцы — жест, не только в Дамаске означающий деньги.

Подмастерья Ради и Саид находили кафе Карама слишком дорогим и обедали вместе с помощниками Али и Басемом в одной грязной, но дешевой забегаловке неподалеку. Только Махмуд весь день ничего не ел. Это был высокий мужчина, который постоянно курил, утверждая, что в еде не видит никакого удовольствия и предпочитает питаться табачным дымом.

Как-то в четверг Салману передали, чтобы он дождался Хамида. В шесть часов каллиграф закрыл мастерскую и пошел впереди Салмана по улице, да так быстро, что тот едва успевал за ним. Маршрут пролегал из квартала Сук-Саруйя до цитадели, а оттуда через рынок Сук-аль-Хамидия в направлении мечети Омейядов. Хотел ли хозяин этой пробежкой показать ему, насколько короток путь до его дома? Как раз в тот момент, когда Салман подумал об этом, Фарси поскользнулся и упал. Это случилось у поворота на улицу Бимаристан, на гладкой базальтовой мостовой. Салману было непривычно видеть своего могущественного мастера таким беспомощным. Или Хамид Фарси поскользнулся, потому что Салман, сам того не заметив, мысленно пожелал ему этого?