Главное задание этого дня состояло в подготовке большого списка цитат из Корана и изречений пророка на каждую букву алфавита. Сотрудники мастерской работали как на конвейере. Десять экземпляров списка были уже готовы, и Салман только ждал, когда высохнут чернила, чтобы свернуть листки и засунуть их в маленькие полотняные мешочки, которые заказчица — известная в городе повитуха — зашьет и будет продавать суеверным женщинам за немалые деньги.

Салман вспомнил анекдот об одном глупом деревенском священнике, который еще в школе слышал от Беньямина. Тот пастырь, известный экзорцист, был приглашен как-то к одному мальчику для изгнания дьявола. Поставив одержимого на колени, он положил ему на голову Библию и принялся за дело:

— «В», и «н», и «а», и «ч», и «а», и «л», и «е» — дают нам «В начале». «Б», и «ы», и «л», и «о» — дают «было». «С», и «л», и «о», и «в», и «о» — «Слово».

— И как долго ты собираешься так читать? — спросил его дьявол зловеще булькающим голосом.

— Пока не закончу всю Библию, — спокойно ответил священник и продолжил: — «И», и «с», и «л», и «о», и «в», и «о» дают нам…

— Достаточно! — перебил его дьявол. — Я ухожу. Но не потому, что ты святой. Просто с тобой ужасно скучно.

Салман усмехнулся про себя, но не стал пересказывать анекдот коллегам, потому что те были мусульманами. К счастью, подошло время идти к Нуре за матбакией для Фарси.

Когда Салман вернулся в ателье, Хамида не было на месте: он ушел куда-то с одним богатым клиентом. Поставив матбакию, юноша побежал к Караму. Он чувствовал неописуемое блаженство, впервые поняв, что имела в виду Сара, когда говорила о счастье любить и быть любимым. По дороге в кафе Салману хотелось обнять каждого встречного.

Карам ежедневно требовал от него свежих новостей о школе каллиграфии и буквально дрожал от нетерпения, как в лихорадке. Это раздражало Салмана, который знал не так уж много: что занятия должны начаться в мае, а на начало марта планируется большое торжество с участием самых известных политиков и деятелей культуры; что большие пожертвования уже стекаются со всей страны и на оставшиеся деньги планируется открытие еще одной школы, в Алеппо; что это начинание поддерживает некая организация, к которой имеет отношение и Хамид, и критикует какая-то другая. Больше сообщить ему было нечего — Фарси говорил о школе не слишком много. Но Карам продолжал докапываться: он подозревал за всем этим какие-то тайные планы.

— Тайные планы? Ты шутишь! — воскликнул Салман. — Ты говоришь совсем как Бадри, который видит сионистский заговор в каждом изменении погоды. Нет здесь никаких планов, кроме того, что Фарси хочет таким образом увековечить свое имя.

Карам напряженно молчал.

В противоположность ему мастер Хамид пребывал в приподнятом настроении. Никогда еще Салман не видел его таким веселым и приветливым. Он работал за двоих. Заказы выполнял в срок, как и обычно, но, кроме того, часами говорил по телефону о школе: получал необходимые разрешения, согласовывал покупку мебели, кампанию в прессе и многое другое, что нужно было сделать до церемонии открытия. Иногда он оставался в ателье до полуночи, но остальных отпускал не позже начала восьмого.

В то утро Салману поручили нарисовать тени к буквам изречения, которое подготовил Самад. Это была его первая самостоятельная работа, поэтому Салман и не прислушивался к тому, что говорил Хамид Фарси по телефону.

— Салман! — вдруг позвал его мастер, и юноша вздрогнул от неожиданности. — Ты отнесешь моей жене корзину с орехами из лавки торговца Аделя, а по пути захватишь и специи, которые я заказал у Халаби. Передай ей, что сегодня я обедаю с министром культуры, поэтому присылать мне ничего не нужно.

Фарси говорил так громко, словно хотел оповестить о своих планах всех сотрудников. Салман удивился тому, что мастер сам не сказал этого жене по телефону. Действительно, вскоре Фарси позвонил домой и повторил Нуре то, что сказал Салману, добавив, что вечером она должна пойти к своим родителям, откуда он ее заберет на обратном пути из министерства, где ему предстоит важное совещание с экспертами.

В начале одиннадцатого Салман выполнил порученное ему задание, и Самад похвалил его за аккуратность. Поскольку мастер в ателье возвращаться не собирался, он отпустил юношу домой.

— Доставь корзину с орехами и всем остальным в дом Фарси и отправляйся отдыхать, — разрешил Самад. — А завтра приходи пораньше со свежими силами.

Сам Самад собирался уйти во второй половине дня, закончив свои дела.

Салман не стал заходить за велосипедом, решив отправиться к Нуре пешком. Он осторожно балансировал с тяжелой корзиной на голове между прохожими, извозчиками и ослами, которые в тот день были особенно неповоротливы и туги на ухо и словно сговорились мешать ему продвигаться вперед.