Отец Арсений вдруг умолк. И преклонившие одно колено брат Евгений и сестра Александра в тот же миг одновременно подхватили словесную эстафету — но уже на русском языке, — проговаривая каждый слог с необычайной торжественностью и возвышенным благоговением:

— Мы научились любить тебя с высот истории, где солнце твоей храбрости закатилось за край смерти…

Они говорили еще какое-то время, а затем вновь слово взял отец Арсений, и опять он вещал на непонятном языке. «Они переводят молитву священника», — догадалась Ленора.

Само действо казалось абсолютно нереальным. Призрачные тени в свете плескающихся яростным огнем факелов неистово отплясывали в странном, мистическом танце. Они, будто живые существа из другого мира, скользили по людским рядам и нашептывали безмолвным отпрыскам погибшего человечества запредельные истины, которые в обычное, обыденное время, освещенное дневным светилом, испарялись под знойными лучами, превращались в банальную глупость, в несуществующую фантазию, могущую прийти в голову разве что сумасшедшим философам или безрассудным поэтам. Но здесь и сейчас все поменялось местами. Нет, тени, беснующиеся в иступленном экстазе, были теперь материальны, состояли из плоти и крови, они безраздельно властвовали над человеческими умами, входили без стука в людские сердца и заставляли ощущать нескончаемую тоску по ушедшему в вечность Герою, отдавшему свою жизнь за неимущих и обездоленных, голодных и отверженных, униженных и оскорбленных. И вот теперь частичка этого Героя была в каждом участнике мистерии, и каждый превратился в Героя…

— Аста съемпре, команданте! — произнесли почему-то не по-русски последнюю фразу брат Евгений и сестра Александра.

— Аста съемпре, команданте!! — выкрикнул снова отец Арсений.

— Аста съемпре, команданте!!! — скорбным гулом ухнула толпа.

И вдруг абсолютная темнота обволокла сцену. Послышалось взбешенное шипение — люди, державшие факелы в руках, опустили их в ведра с водой. И в наступившем слепом безмолвии, будто бы со всех сторон сразу, до Леноры донесся голос отца Арсения, преисполненный неизъяснимой горечи:

— Команданте мертв!

— Команданте мертв! — повторилось отовсюду.

И далее — лишь гробовая тишина, которая вязкой всеобволакивающей массой влилась в ушные раковины Леноры, да непроглядная бездна, давящая на расширенные от ужаса зрачки. Ей почудилось, что она сейчас вот-вот провалится в бездонную пропасть нечеловеческого отчаяния, откуда уже никогда не сможет выбраться. Так мерзко, так страшно, так жалко и в то же время так одиноко девушка себя не чувствовала с тех самых пор, когда она впервые пересеклась с Кухулином…

В те дни она имела другое имя и была активной участницей одной из многочисленных подростковых банд Самарского метрополитена. Банды, которая своей бескомпромиссной жестокостью наводила ужас на близлежащие подземные станции. Как и все ее товарищи, девочка была озлобленным, но гордым изгоем, безо всякого сожаления причинявшая случайным путникам боль и страдания, и сочувствие к несчастным жертвам никогда не проникало в ее слишком рано повзрослевшую душу. Она ощущала себя неуязвимой и вечной… пока не была поймана вместе с еще четырьмя соучастниками…

Они, жалкие оборванцы, стояли в ряд, потупив головы. Молча. Вокруг них — восемь вооруженных человек, готовых расстрелять малолетних ублюдков на месте. А вдоль взад-вперед прохаживался широкоплечий рослый мужчина с пистолетом Макарова в правой руке и полицейской дубинкой в левой. Электрическая лампочка слабо освещала туннель, и зловещие неровные тени придавали лицу их мучителя жуткий, демонический характер.

— Итак, это и есть знаменитая неуловимая банда подземных мстителей, — медленно, чтобы до пленных дошло каждое сказанное слово, произнес он. — Точнее, половина банды, потому что пятеро таких же вонючих ничтожеств уже мертвы. Что ж, очередь за вами.

Демон во плоти подошел к белесому пацану, который, несмотря на плачевность своего положения, держался надменно.

— Ты у них главный? — спросил мужчина.

Вместо ответа подросток плюнул ему в лицо. В тот же миг демоноподобный человек резко замахнулся дубинкой, и пацан зажмурился, приготовившись получить сокрушительный удар по черепу. Но удара не последовало.

— Нет, — как бы задумчиво проговорил мужчина, опустив руку, — тебя уже нельзя исправить. Я это вижу.

Он вновь прошелся вдоль ряда пленных и, вернувшись к главарю банды, продолжил:

— Но я не только вижу, я еще и слышу. Эхо туннелей может рассказать о многом, нужно только уметь прислушиваться. Звуки в метро не так-то просто уничтожить, — мужчина начал плавно водить дубинкой из стороны в сторону, будто дирижировал, уловив неслышимую остальным мелодию. — Да, здесь гуляют звуки с самого основания метро, когда вас, да и меня тоже еще и в помине не было. И знаешь, что я сейчас слышу?

Главарь банды с напускным равнодушием пожал плечами.

— Я слышу твой вечный вопрос, который ты постоянно задавал тем, кого потом убивали твои отморозки. И звучал он примерно так: «Не станешь же ты стрелять в детей». И знаешь, каков будет мой ответ?