– Сброс наше слово для широкого стирания памяти , говорит Дэвид.
– Это то, что мы делаем, когда эксперименты, включающие поведенческие модификации находятся в опасности распада.

Мы делали это, когда впервые создали каждый эксперимент, который имел поведенческий компонент модификации, а в последний раз в Чикаго, несколько поколений до вас. Он странно улыбается мне.
– Почему, думаешь, в секторе Афракционеров такое опустошение? Там было восстание и нам пришлось подавить его, как было возможно.

Я сижу, остолбенев, представляя разрушенные дороги, разбитые окна и опрокинутые фонари в секторе Афракционеров. Разрушение, которое не так очевидно нигде - даже на севере у моста, где здания пусты, но кажутся освобожденными мирно.

Я всегда принимала разрушенные секторы с ходу, как доказательство того, что случается, когда люди живут без общности. Я никогда и не думала, что это результат восстания и последующего сброса.

Меня тошнит от гнева. То, чего они хотят остановить революцию, но не для спасения жизней, а, чтобы спасти свой драгоценный эксперимент, было бы достаточно. Но почему они считают, что они имеют право стирать их воспоминания, их личности, из их голов, только потому, что это удобно для них?

Но, конечно, я знаю ответ на этот вопрос. По их мнению, люди в нашем городе просто контейнеры генетического материала, только ГП, ценными для исправленных генов, которые они передают, а не для мозгов в голове или сердца в груди.

– Когда?
– Спросил один из членов совета.

– В течение следующих сорока восьми часов, говорит Дэвид.

Все кивают, как будто это разумно.

Я помню, что он сказал мне в своем кабинете. Если мы хотим победить в этой борьбе с генетическими повреждениями, нам нужно идти на жертвы. Ты ведь это понимаешь, не так ли? Я должна была знать, то, что он с удовольствием обменял бы тысячи воспоминаний ГП -жизней -на контроль над экспериментами. То, что он будет торговать ими, даже не задумываясь над альтернативами - не чувствуя, что ему нужно было беспокоиться, чтобы спасти их.

Они повреждены, в конце концов.

Я держу свою обувь на краю кровати Трис и затягиваю шнурки. Через большие окна, я вижу, дневной свет, подмигивающий в сторону панелей из припаркованных самолетов на взлетно-посадочной полосе. ГП в зеленых костюмах бегают вокруг самолета, проверяя его перед взлетом.

– Как продвигается твой проект с Мэттьюсом?
– спрашиваю я Кару, сидящую через две кровати от меня. Трис позволила Каре, Калебу, и Мэттьюсу протестировать на ней новую сыворотку правды сегодня утром, и с тех пор я ее не видел.

Кара проводит расческой по волосам. Она оглядывает комнату, чтобы убедиться, что она пуста, прежде чем ответить.

– Не очень. До сих пор Трис была не восприимчива к сыворотке новой версии - абсолютно никакого эффекта. Это очень странно, что гены человека позволяют ему сопротивляться любым манипуляциям с разумом.

– Может быть, это не ее гены, я говорю, пожимая плечами. Я меняю положение ног.
–

Может быть, это какое-то сверхчеловеческое упрямство.

– О, вы, что на стадии упреков перед разрывом?
– говорит она.
– Потому что у меня большой опыт после всего того, что происходило с Уиллом. У меня возникает несколько вариантов того, как бы обозвать ее нос.

– Мы не расстались. Я улыбнулся.
– Но приятно знать, у тебя такие настолько теплые чувства к моей девушке.

– Я прошу прощения, я не знаю, почему пришла к такому выводу. Щеки Кары покраснели.

– У меня смешанные чувства к твоей девушке, да, но по большей части я испытываю к ней большое уважение.

– Я знаю. Я просто шучу. Приятно видеть, как ты волнуешься каждый раз.

Кара посмотрела на меня.

– Кроме того, говорю я, что не так с ее носом?

Дверь в спальню открывается, и входит Трис, с растрепанными волосами и дикими глазами. Я начинаю волноваться, когда вижу ее такой взбудораженной, будто земля, на которой я стою больше не твердая. Я встаю и приглаживаю рукой ее волосы.

– Что случилось?
– спрашиваю я, моя рука оказывается на ее плече.

– Собрание Совета, отвечает Трис. Она быстро кладет свою руку на мою, затем присаживается на одну из кроватей, ее руки свисают между ее коленок.

– Я ненавижу повторяться, говорит Кара, но... что произошло?

Трис качает головой, словно пытаясь стряхнуть пыль с себя.
– Совет строит планы.

Большие планы.

Она говорит нам урывками о планах совета перезапустить эксперименты. Когда она говорит, она вклинивает руки под ноги и проталкивает вперед, пока ее запястья не становятся красными.

Когда она заканчивает, я двигаюсь чтобы сесть с ней рядом, положив ей руку на плечо. Я смотрю в окно, на самолеты расположенные на взлетной - посадочной полосе, блестящие и готовые к полету. Менее чем через два дня эти самолеты, вероятно, сбросят вирус сыворотки памяти на эксперименты.

Кара спрашивает Трис.
– Что вы собираетесь с этим делать?

– Я не знаю, отвечает Трис.
– У меня такое ощущение, что я не понимаю больше что правильно. Они похожи, Кара и Трис, две женщины закаленные потерями. Разница заключается в том, что боль Кары придала ей уверенности во всем, и Трис же охраняет ее нерешительность, защищает ее, несмотря на все то, что ей пришлось пережить. Она по-