Они сидели в коридоре райкома и курили, передыхая после головомойки, заданной им Скоробогатовым. Логунову попало за предложение устроить на руднике центральный водоотлив и за недостаточное якобы использование оборудования; Ивана Ивановича Скоробогатов долго и нудно отчитывал за «выпад» в местной газете. Выпад усматривался в статье по вопросу о местных заболеваниях, в частности о цинге. Будто он, Аржанов, сеет панику среди приискового населения, распространяя вздорные и вредные басни.

— Я хотел обратить внимание на профилактику, то есть на предупреждение болезни, — угрюмо оправдывался Иван Иванович. — Замазывание, лакировка действительности никогда не приводили ни к чему хорошему. — Тут он умолк: какое-то смутное воспоминание об Ольге промелькнуло у него, но пока он пытался уловить возникшую ассоциацию, Скоробогатов уже твердо занял позицию.

— Вы коммунист и должны прежде всего считаться с местным руководством, — сказал он, поблескивая немигающими глазами. Обычно он обращался к партийцам на «ты», и только с Аржановым так почему-то не получалось. — Вы хотите стать народным героем! — язвительно намекнул он на популярность доктора среди якутов и эвенков. — Герои создаются большими делами… — Скоробогатов поджал тонкие губы, красное, обветренное лицо его совсем побагровело от раздражения, и он закричал, срываясь на фальцет. — Я как секретарь райкома предупреждаю вас, что ваши поступки будут наконец истолкованы нами в настоящем свете, и мы сделаем соответствующие оргвыводы…

— Я работаю не за страх, а за совесть, — сказал возмущенный Иван Иванович.

— Мы все работаем за совесть, — перебил Скоробогатов. — Это наша обязанность, и гордиться тут нечего. Каждый отдает по способности. Мы вам прощаем кое-что… Мы вам многое прощаем как крупному специалисту. Но если вы хотите, не считаясь ни с чем, создать особый ореол вокруг своей личности, то это попахивает очень нехорошо.

«И чего он ко мне привязывается?!» — думал Иван Иванович, выходя от Скоробогатова.

В приемной он столкнулся с Платоном Логуновым, и ему захотелось посоветоваться с этим симпатичным человеком…

Логунов удивился, увидев через час Ивана Ивановича, сидевшего на диванчике в коридоре.

— Вы еще здесь?

— Ждал, когда вы закончите беседу. Как вас проработали?

— Здорово, да бестолково, — ответил Логунов, еще не остывший после столкновения со Скоробогатовым. — Что-то ему наговорили, сам он в технике производства ничего не смыслит…

— Зачем ему смыслить? На то есть знающие люди, а он их прорабатывает.

— Он только в этом и видит свое назначение секретаря райкома: разносить, ставить на вид. — Логунов невесело улыбнулся. — Захожу к нему на днях, у него накурено, аж сине! «Что, спрашиваю, сидишь, словно в тумане?» — «У меня, говорит, бой быков сегодня…»

— Сам он бык, — мрачно буркнул Иван Иванович. — Бык, да еще мороженый!

— Почему мороженый?

Они посмотрели друг на друга, обоим представилось красное большое лицо Скоробогатова, его немигающие круглые глаза, и вдруг в коридоре раздался взрыв такого хохота, что пооткрывались двери кабинетов, из которых выглянули недоумевающие и даже испуганные сотрудники.

— Да-да-да! — басил протяжно Иван Иванович, тесня Логунова при выходе на крыльцо.

Оба торопились, как наозорничавшие школьники.

Ольга перечеркнула написанное и начала все снова: ей хотелось, чтобы маленькая заметка, которую можно прикрыть двумя ладонями, по-настоящему украсила газетный лист. Не просто сухой отчет о достижениях разведчиков прииска, не беглый пересказ событий, по которому скользнет торопливый взгляд читателя. Нет, читатель должен остановиться тут и задуматься. Как достичь этого?

— Оля, принеси мне стакан чаю! — попросил из своего кабинета Иван Иванович.

Он мог прекрасно обойтись без ее услуги, но ему так приятно было видеть возле себя любимую женщину.

— Сейчас! — рассеянно ответила она, не поднимаясь с места.

«Можно дать портреты живых людей — будет интереснее, но тогда я выйду из рамок обычной заметки…»

— Если тебе некогда, тогда не нужно! Я налью сам, — услышала она возглас мужа.

— Да зачем же! Я сказала — сейчас! — крикнула Ольга почти с раздражением и, быстро встав, пошла на кухню. Чайник уже остыл, она поставила его на электрическую плитку и снова задумалась.

«Отбросить показ работы и жизни разведчиков в тайге — это здесь все знают. Дать несколько строчек о моменте торжества — открытии богатого золота…»

— Ты не помнишь, куда я положил папку с копией нашего письма в обком… такая синяя? Что-то я ее не вижу, — говорил в соседней комнате Иван Иванович.

— Я убрала ее в правый ящик стола.

Ольга достала папку, принесла стакан чаю и остановилась в сторонке, отчужденно наблюдая, как большой, сильный мужчина, с прической ежиком и яркими глазами, — ее муж, энергичными движениями перелистывает бумаги.