Шрифт:
2. Жанр... стиль... одна из опасностей — настаивать на жанре... Опасность писать «черным по черному» (по Станиславскому).
3. Никогда нельзя определять идею, по крайней мере до конца работы... Вообще, не стоит говорить об идее...
4. Нельзя показывать все, что сделано. Убрать лишнее. Безбоязненно удалять длинноты и лишнее.
Режиссура не теория... Это практическая работа, прикладная, исключительно прикладная...
Нельзя фиксировать чувства... Очень частая ошибка, запоминать и стараться воспроизвести чувство. Чувство и форма - вот как эта водка в бутылке...»
14-15 июля 1991 г., Вольтерра
До чего же туп и равнодушен народ...
Закончил фильм в Одессе, сегодня проснулся в 6.30 утра, чтобы поспеть на утренний самолет, в 7 за мной должна была прийти машина. Пошел чистить зубы, включил радио... и услышал... Понял все сразу, с первых слов. Хотя это было уже окончание обращения, которое потом бесконечно передавали. Итак, вот оно... то, чего боялись и ждали... верили, что пронесет, но... Переворот! Типичный военный переворот.
Едем в аэропорт. Водитель Дима взволнован. Обсуждаем случившееся. Вокруг полный покой. Утренняя Одесса. В аэропорту все заняты своими делами, толпа, голод... Негде попить воды. Впечатление, что никому до этого нет особого дела. Хотя все уже слышали.
У открытой двери такси стоят мужики. Слушают сообщение... Таксист говорит: «Он еще сбежит, его надо поймать и расстрелять...» это он о Горбачеве. Остальные молчат.
Господи! Никаких надежд. Ничего не может быть в этой стране тупых и равнодушных людей. Полная тьма, незнание, непонимание, безграмотность.
19 августа 1991 г.
Слава богу! Нет, уже не та Россия! Не совсем та. Великие эти дни, так случилось, пережил у своих стариков, без конца перебегал от радио к телевизору...
Первый день (19-го) был совсем серым и безнадежным. Одна из первых бесплодных мыслей: профессия диктора телевидения - безнравственна. Вглядывался в серые остановившиеся (такие знакомые) лица, пытаясь прочитать... есть ли что-нибудь за маской... Может быть, я себе дорисовывал, мне показалось, что есть, мне казалось — им стыдно! Может быть, это было мне стыдно.
На такую быструю развязку, конечно, не надеялся. Я думал, что начнется надолго и кроваво... Все шло к этому... Однако уже на второйдень появились проблески надежды. Здесь было интересно. Контакт с «низами», как у них все менялось, постукивая костяшками домино... От злорадной радости и радостного предчувствия чужой крови... к полному торжеству и личной победе... Поразительно, что они, кажется, искренне не помнят себя вчерашних... Здесь так много таких примеров... А сегодня с утра все уже просто герои... Были с отцом в бане с утра. Кино! Не описать. Только снимать можно. Теперь уже почти все единогласно матюками клеймят хунту и гадов заговорщиков... Сладостно парятся и весело клеймят во всех красках родного языка... Я сижу на верхней полке, потею, вспоминаю... утро, Одесса, первое впечатление о перевороте... И покорное тихое стадо... советских людей.
22 августа 1991 г. (!)
Проект «Достоевский».
В конце августа кончился очередной отпуск и начался творческий, заявление я написал еще раньше... Но пребывать в покое мне пришлось только пять дней. 5 сентября Васильев пригласил на разговор. Долго рассказывал ситуацию, сложившуюся в театре, плюс свое долговременное отсутствие в этом сезоне в связи с постановкой в «Комеди Франсез». Предложил выйти на работу. Он решил сам взять творческий отпуск. Создать режиссерский совет в составе: Альшиц, Скорик, Чиндяйкин, передать ему все руководящие функции и т. д.
Мы собрались тут же, распределили функции и т. д.
Тут же А.А. поручил мне проект с Тьерри Сальмоном.
Вначале я мало что об этом знал, и он тоже мало что мне рассказал.
Сальмон приехал в Москву 17 сентября (с Кармен). Васильев улетел 18-го в Париж на месяц.
Переговоры я вел уже сам и всю подготовительную работу (17-23 сентября). Группа Сальмона — 14 человек (6 актеров).
Отбирали наших актеров. Тут целая история случилась. Сняли малую сцену Таганки для работы. Проект был подготовлен, без всякой ложной скромности, отлично.
Работа — 6-26 октября. 24-го — открытая репетиция, 25-го и 26-го — показы. Банкет. 27-го утром отъезд всей группы в Италию.
Московская половина работы прошла нормально. В другой тетрадке полная запись тренингов и репетиций.
Месяц последний — напряженный, переполненный работой и размышлениями. Практически оставался один в театре. Васильев в Париже, Юра в Берлине... Скорик... редко появлялся и занимался своими делами.
Вчера во время банкета долго говорили с А.А. по всем проблемам, с которыми пришлось столкнуться.