Шрифт:
Наверное, час простояли, пока Фернандо не залез в окно второго этажа.
Занятия: 1. Пластика. 2. Марш (часть группы). 3. Опять пластика. 4. Пение (Жан), наверное, 2 часа без перерыва. 5. Опять пение.
Часов с собой в классе нет, и очень трудно определить время. Совершенно непонятно, час прошел, два или больше.
Постепенно «встраиваемся» в структуру. Труднее всего даже не сами упражнения, хотя, конечно, это труднее всего, а «манера».
Тишина, почти полное отсутствие разговоров (разговоров по делу, конечно, о посторонних и речи не может быть). Работа совсем без пауз, долгое время без остановки, только иногда оботрешь полотенцем градом льющийся пот.
Никто ни разуза весь цикл, идет он полтора или два часа, не остановится, не пройдется по залу, не посмотрит, как там сосед работает, не перекинется замечанием да не посмотрит в сторону Мод или — тем более — Гротовского: скоро ли там конец? Ничего подобного!
Мод идет тихонько, скорее шепотом, даже скорее улыбкой дает знать, что надо заканчивать, но и тут все не кидаются вон из класса. Кто-то еще минуту доделывает начатое упражнение, кто-то продолжает импровизацию, другие вытираются, но представить невозможно, чтобы кто-нибудь поторопил, сказал: ну, хватит, Петя, ты всех нас задержал, пойдем курить. И даже никто не войдет в «зону» работы, аккуратненько, по стеночке, и посматривают. Затихло все... Стайкой вышли из зала. Тихо. Без всяких разговоров. Разве улыбка скользнет, взгляд, подмигивание...
Пришли в комнату отдыха. Тут, казалось, взрыв хохота, гомон спортивный, такой любимый боевому советскому сердцу, суета, анекдоты. Нет. Улыбок, конечно, прибавляется. Какие-то разговоры, но тихо, опять тихо, негромко, спокойно. Чай, кофе, кола... фрукты. И юмор есть... Иногда что-то промелькнет, соединит всех, искреннее веселье, смех... Но не грохот. Сдержанность и искренность... Так бы и сказал еще... к соседу внимание. Один туалетик, пардон, тут же, почти в комнатке... Конечно, очередь в туалет — предмет смеха. Нет, нет... все просто... нормально. Стоит Фернандо, подошла, характерно поеживаясь, Паула, улыбнулся, пропустив «даму» вперед. За столом переглянулись, лица вспыхнули короткой улыбкой... Какое-то замечание вроде: о, настоящий джентльмен... и все.
То есть... все как бы и есть в перерыве, на отдыхе... и расслабленность, и юмор, и разговоры о том о сем, и толчок дружеский в плечо, и история какая-нибудь коротенькая... но все это в меру как-то, без «головой об стену».
Таким же легким кивком заканчивается перерыв. Никаких ахов, вздохов, «я чай не допил», «я пописать не успела» (вот бы уж нам причина! туалет-то один!). Спокойно, по-деловому, смотришь, уже переодетые в беленьких (идеально беленьких) костюмах. Стайкой вышли в «предбанник», перед залом маленький коридорчик, здесь оставили тапочки и босиком, стайкой, т. е. друг за дружкой, вошли в зал. Вот. Это вот наше: сейчас Вася подойдет, у него резинка порвалась. Все вот это «собирание», «подтягивание» по одному — наше родное, непобедимое. «Сейчас народ подтянется, и начнем». Все это мимо.
Полотенчики (для пота) аккуратненько разложили вдоль стеночек, маечки сложили (сложили, а не повесили на гвоздь!), и уже — все! Все... работают.
Что делать, сказали раньше, во время перерыва.
Жуткая советская привычка спрашивать: что будет? Мод говорит, приготовиться к «пластике». Сразу несколько голосов: спросите у нее: а что потом? Как дурак, спрашиваю, едва заметная улыбка. «Потом я скажу». Так несколько раз... даже Марьяна, девочка, поняла: «Слухайте, не пытайте, що будэ! У них нэ принято».
5 июля 1991 г., пятница
Так же, 19.00 — 4 утра. Гротовского не было.
1. «Физика».
2. Перерыв. — Марш.
3. Пение. — Перерыв.
4. «Физика».
5. Пение.
Огромные нагрузки в «физике». Буквально истекал.
Небольшая часть времени на отдельные элементы, и в основном парная работа в контакте. Главное: 1) видеть партнера, пространство, 2) общаться, разговаривать, 3) менять ритмы, 4) не прекращатьдвижения. Можно делать совсем медленно, но не прекращать, 5) как можно меньше шума! Добиваться полного отсутствия стука и грохота, полной тишины, 6) включать случайные падения в ткань импровизации, 7) никаких оценок по поводу сделанного (удачно или нет).
Внимание не может задерживаться только на крупных элементах или наоборот. Точки внимания как бы перелетают.
Не играть лицом (даже непроизвольные гримасы, вызываемые напряжением, надо устранять).
Это должно быть похоже на естественноедвижение природы... например, движение облаков. Мы видим смену ритмов и непрерывность, невозможно представить «остановку» в таком движении. И непредсказуемость. Все, что угодно, самое невероятное. Очевидно, отдельно надо прояснить это набившее оскомину слово — импровизация.
В наших пенатах в отношении этой самой импровизации полнейшая путаница.
Нагляднее всего, думаю, истинный (художественный) смысл импровизации проявляется в тренаже Чеслика (и, конечно, в фильме).
Только надо смотреть с самого начала. А в начале: ШКОЛА. Невероятно точная работа с каждым элементом. Работа изнурительная, скучная, чисто профессиональная. Работа, понятие о которой начисто отсутствует у «энтузиастов».
Железный закон, железная дисциплина в каждом отдельном элементе.