Шрифт:
Она бы и заняла ее место (Аглая), но не может, поэтому, говоряэто, она сравнивается в грехе с Настасьей Филипповной, они равные женщины получаются в грехе. Но как только они сравниваются в грехе, Н.Ф. сразу становится выше. Потому что Н.Ф. чиста в сущности своей, а Аглая хотела бы быть грязной, да не может.
(Настасья чиста, пока рядом Мышкин.)
Почему А. стыдится и краснеет. Потому что она любит князя. Как женщина любит. Это же греховная любовь. Н.Ф. не так любит князя!
Роль Н.Ф. начинается только в сравнении с ролью Аглаи. Когда ее Аглая рассказывает — тогда Н.Ф. и есть и только теперь, глядя в зеркало, может сказать, какая я (Н.Ф.).
Надо мыслить общим объемом, отдельными репликами не получится. Надо всю сцену держать (чувствовать) сразу.
Моя просьба, чтобы вначале было слово,а потом плоть...»
13 января 1992 г.
Два дня осталось работы в Москве. Я устал. Много суеты с моими организаторскими обязанностями... Но, несмотря на это, сделал приличную работу с Игорем Лысовым: Лебедев — Мышкин (пропажа четырехсот рублей, эту сцену). Очень хорошо принимали нашу сцену, что называется, «лежал» зал, и потом много хороших слов говорили и немцы, и наши. Вот... Слава богу. Вообще, мне кажется, московская половина проекта удалась, теперь уже можно сказать, удалась. Сейчас идет показ, и завтра последний показ. 16-го — свободный день, уговорил просто шефа не назначать ничего, он было хотел, немцы, бедные, даже по Москве не успели пройтись, каждый день с утра до поздней ночи в театре. Кажется, они уже заразились аскетическим энтузиазмом наших.... Репетируют бесконечно и рвутся на показ. А наши репетируют во всех углах круглосуточно. В театре буквально нет угла, где бы не сидела пара исполнителей (иногда с переводчиком) и, сбивая пепел в стаканчики и жестянки, лихорадочно не перелопачивала бы нескончаемые тексты Федора Михайловича.
У меня прекрасное чувство (хотя и усталость) от этих дней, от этой работы. Как много хороших ребят, классных, просто классных актеров. Как они играют! Да нет, никто сейчас так не играет. Есть школа! Есть школа... Трудно держать, трудно... Чуть слабинка, и исчезает, как мираж, но... есть... Хорошее чувство...
А ничего ведь больше и нет в жизни, если оглядеться, если вдуматься, если честно...
14 января 1992 г., Москва
Последний день проекта. Идет показ. Может быть, не блестящий, были лучше, но несколько работ отличных.
Вчера тяжелейший день. После всего, часов в 12 ночи, засели с шефом и Мариной за окончательный список. Это безумие. Все перепутано, все перетасовано и т. д. и т. п., и ничего уже исправить нельзя. Билеты куплены по старой цене, а несколько дней назад цены взлетели до идиотических размеров. Вместо 2000 рублей теперь билет до Берлина и назад стоит 28 тысяч. Сидели до трех часов ночи, крутили и вертели весь состав отъезжающих... Уезжаем завтра, сейчас вечер поздний и никто еще не знает, кто же все-таки едет, а кто нет. Картина для нас обычная, но теперь такая ситуация в этой бывшей стране, что все на грани, буквально все, хоть и сам проект. Сейчас кончится показ (последняя работа идет), и все-таки надо будет назвать фамилии. Как он тянул с этим, как тянул... иногда мне кажется, что он просто боится брать на себя такие вещи, как ни странно. Нет, не знаю, чем все это объяснить. Мне, конечно, хотелось бы больше ясности, четкости, порядка в работе... хотя бы в том, что касается организации. Очень трудно работалось (работается) на этом проекте. Чего мне хочется? Хочется домой. И свободных дней с недельку... Хочу посидеть в доме. В Берлин не хочу, никуда не хочу... Это правда.
Как мы будем жить дальше? Мы... то есть театр наш. Жизнь ломается, рушится... Время тупеет... мы занимаемся странным делом для этого времени, странным. Теперь деньги становятся деньгами.
Ладно... глупые вопросы. Нелепые и бессмысленные.
Глупые. Высосал меня театр... только и всего. Ничего нет другого, совсем ничего, ничего, ничего... Хорошо ли это? Не знаю. Так есть. Факт такой.
15 января 1992г., Москва
«Час Волкова»
16-го с утра был «просвет», свободный день то есть. Спал до половины 12-го. Потом собирал вещи. Больше возился, вещей: несколько маек и пара рубашек. Вечером — прощальный банкет в гостинице «Россия». Шикарный закатили банкет — рассчитывали на 70-80 человек, но народа было меньше почему-то. Кажется, все были довольны. Гости наши. Потом (в 21.00) в автобус и на Ленинградский вокзал. Без происшествий не обошлось (одного студента пришлось нести на руках, вырубился).
Вся группа (наших 23 человека и иностранцев 22 немца плюс шесть французов, переводчики, администрация) устроилась в вагонах СВ...
В Петербург прибыли в 7.50. Гостиница «Советская». День в Питере тяжелый и суетный. Экскурсия по местам Достоевского, музей Достоевского. Вечером театр. На следующий день, т. е. вчера, 18-го, вылетели из Пулкова в Берлин.
Здесь дождь (после питерского снега) ужасно льет весь день.
Вчера был прием и знакомство с Kunstlerheng Betanium.
Проблемы и сдвинутости начались прямо вчера. Не хочу... лень писать... так же мерзко и буднично, как дождь в Берлине.
Сегодня ездили по городу на автобусе. Обедали в ресторане где-то в центре. Потом смотрел спектакль у Генриха Барановского.
Завтра начинаем работу с 10.30 утра.
19 января 1992 г., Берлин
Живу в узенькой, маленькой комнатке с умывальником и с игрушечным шкафчиком для одежды. Актеры на этом же этаже в комнатах по 2 человека.
Завтракали сегодня в 9.00. Рядом с местом, где мы живем. В белой светлой студии на 5-м этаже.
В 10.30. начали службу с чтением Евангелия (Отче наш, Господи, спаси, Аллилуйя).
Утро замечательное. Вчера был дождь, сегодня морозец, проблески снега, свежесть.