Шрифт:
Похоронили на новом кладбище недалеко от дороги, на выезде из Перевальска (на Дебальцево), где столько раз проезжал мальчишкой на велосипеде, потом на мотоцикле...
Сегодня 9 дней.
Царствие небесное, успокойся, моя страдалица.
Собираю вещи. Сейчас в поезд. Едем во Вроцлав на неделю. Будем играть «Иосифа». Потом в Рим до середины июня... с открытыми репетициями и премьерой Пиранделло «Каждый по-своему».
Вот и все. Состояние? Ну, какое состояние может быть. Тяжело, пусто.
23 апреля 1993 г., Москва
Совсем не собирался начинать новую тетрадку... совсем не собирался. Я никогда не писал достаточно регулярно и подробно, но все-таки многое, в чем приходилось принимать участие, сталкиваться, встречаться, многое в наших поездках, репетициях, спектаклях казалось значительным, по крайней мере важным настолько, чтобы как-то быть обозначенным, зарегистрированным хотя бы несколькими словами.
В этом сезоне, этой зимой в театре появилась новая труппа, т. е. не «появилась» вдруг — точнее, наверное, сказать, установилась, устоялась... Пятый курс, теперь уже бывший пятый курс, немного разобравшись, почистившись от лишнего, стал в основе этой новой труппы. Вот, пожалуй, главное... Всю зиму (с осени) работали над «Иосифом». И над Платоном немного, и над поэзией (Лермонтов, Пушкин и др.).
Шеф решил начать с Вроцлава, с театра-лаборатории Гротовского. Три года назад здесь, в этом зале мы в последний разсыграли «Шесть персонажей»... Самый последний раз... это был финал, окончание большой, большой дороги. Теперь получается, что мы как бы связываем кончики времени и с этого же места хотим продолжать движение. Поэтому мы здесь. Опять здесь, в Польше, в театре-лаборатории, в центре Гротовского.
На том и закончу лирическую часть.
Выехали из Москвы поездом 23 апреля (в 21.00). (Васильев самолетом прилетел раньше, провел презентацию «Дороги на Чаттанугу».)
Приехали 24-го около 12 ночи.
Отель «Роlоniа» (рядом с вокзалом).
Состав группы:1. Васильев. 2. Чиндяйкин. 3. Юрова. 4. Андрей Котов.
1. Бородина. 2. Белогурова. 3. Фандера. 4. Зайкова. 5. Толмачева. 6. Торнау. 7. Ширяева. 8. Чернова. 9. Гарнялене (Богданскайте). 10. Эмма Хайнбюхер. 11. Альгулина. 12. Лысов. 13. Репецкий. 14. Огарев. 15. Фалин. 16. Сабитов. 17. Красноперец. 18. Шнайдер. 19. Яцко. 20. Андрей Удалов (свет). 21. Света Забавникова (костюмы).
Программа. —25-го, 26-го — репетиции. 27-го, 28-го, 29-го — спектакли. 30-го — свободный день. 1 мая — отъезд группы в Москву. В ночь с 29-го на 30-е Васильев и группа в 6 человек — Чиндяйкин, Яцко, Фалин, Альгулина, Забавникова, Юрова — поездом до Праги, из Праги самолетом в Рим. Торнау — 30-го вечером автобусом до Вены.
Зал имеет совершенно особенную, непривычную для нас акустику и непривычно маленькие размеры. Трудно разделить, согласовать, сбалансировать песнопения, чтение, сцену. Репетировали непрерывно (только на обед один час) с 10.30 до 12.00 ночи.
Только перед спектаклем было свободных 1,5 часа, то есть с 15-ти до 16-ти обед, и потом нужно было прийти на репетицию в 17.30.
Васильев. — «Где бы мы ни были, в любой стране, в любом городе, надо помнить, что они (зрители) пришли к нам, а не мы к ним. Мы не собираемся для нихпеть, не собираемся для нихчто-то делать, мы не для нихнадели наши костюмы. Это надо помнить и из этого исходить. Действие, которое мы играем в присутствиипублики, завершает наш день.
В эти дни в ваших репетициях были счастливейшие минуты драматического искусства. Я отвечаю за свои слова, я знаю...
И все-таки это разбилось, разбилось. Вот вопрос.
Когда вы теряете слух на невидимое,когда вы перестаете этим управлять, вы, ваша природа хватается за видимое,за известное, вот в чем опасность. Что это за соседи — свобода и несвобода? Долгими часами, днями, годами строгости обретается свобода. Это как попасть в мельчайшее отверстие иголочкой, дальше откроется свобода, но невероятная точность и строгость требуется. Свобода приходит к нам без нас... мы не можем ее взять, мы можем только организовать то, что видимо, добиваться точности и строгости и только двигаясь в эту сторону, организовывая эту точную, строгую жизнь, мы движемся к свободе.
Я не знаю... Я знаю, как рождается вещь, а как она стоИт—яне знаю.
Подмена — прекрасная вещь, только в том смысле, что она свидетельствует о силе инстинкта. То есть не может человек перестать действовать на сцене — лечь и умереть... он все равно заканчивает вещь, но при помощи подмены, значит, это и страшная вещь.
Всякий совет, данный многократно, перестает быть нужной вещью. Он переходит в навязчивую педагогику. В вас нет свободной подчиненности.Вы должны стремиться услышать с первого раза.