— В среду вечером приезжает Памела.

А он сказал:

— Да?

Судя по всему, это известие оставило его равнодушным, и Урсула порадовалась, что лицо его не исказилось оскорбленным выражением.

Как только они допили чай, Урсула мигом убрала со стола, вымыла и вытерла посуду, все расставила по местам.

— Ничего себе, — поразилась Памела. — Когда ты успела стать такой образцовой Hausfrau? [36]

— Порядок в доме — порядок в мыслях, — ответила Урсула.

— Порядок — не главное, — сказала Памела. — У тебя ничего не случилось? На тебе лица нет.

— Критические дни.

— Сочувствую. Я-то на время избавлена от этой напасти. Догадываешься почему?

— У тебя будет ребенок? Ой, какая потрясающая новость!

— Да, действительно. Мама снова станет бабушкой. — (Морис уже положил начало следующему поколению Тоддов.) — Это ее обрадует, как по-твоему?

— Кто знает? Она сейчас довольно непредсказуема.

— Как с сестрой пообщались? — спросил Дерек, вернувшись домой.

— Чудесно. Она ждет ребенка.

— Да?

На следующее утро яйцо пашот, поданное Дереку на завтрак, оказалось «никуда не годным». Даже Урсула вынуждена была признать, что оно являло собой жалкое зрелище: тошнотворная медуза, оставленная умирать на ломтике подсушенного хлеба. Муж криво ухмыльнулся: наконец-то он нашел к чему придраться. Новое выражение лица. Еще хуже прежнего.

— Не думаешь ли ты, что я стану это есть? — спросил он.

У нее в голове пронеслось сразу несколько ответов на этот вопрос, которые она тут же отвергла, чтобы не провоцировать Дерека. Вместо этого она сказала:

— Могу приготовить другое.

— Знаешь что, — произнес он, — я вкалываю день и ночь, занимаясь ненавистным делом, только ради того, чтобы тебя содержать. Тебе не приходится шевелить своими куриными мозгами, правда? Ты целыми днями прохлаждаешься… ах, извини, — ядовито оговорился он, — совсем забыл: ты же у нас играешь в теннис — и не способна даже сварить яйцо.

Урсуле никогда не приходило в голову, что учительская работа ему ненавистна. Он часто жаловался, что с третьим классом нет сладу, и бесконечно сетовал, что директор совершенно его не ценит, но она и подумать не могла, насколько ему отвратительно преподавание. Он едва не плакал, и ей вдруг стало его жалко. Она повторила:

— Сейчас другое подам.

— Не утруждайся.

Она была готова к тому, что яйцо вот-вот полетит в стену, — с тех пор как она стала ходить в теннисный клуб, Дерек частенько швырял еду через всю кухню, но вместо этого он размахнулся и что есть силы залепил ей пощечину, от которой Урсула, ударившись о плиту, осела на пол и осталась стоять на коленях, как в молитве. Ее поразила не столько эта выходка, сколько резкая боль.

Дерек подошел и навис над Урсулой, занеся высоко перед собой тарелку со злосчастным яйцом. На миг ей подумалось, что тарелка сейчас будет разбита о ее голову, но нет: муж всего лишь вывалил яйцо ей на макушку. После этого он вышел из кухни, а через минуту грохнул входной дверью. Яйцо сползло по ее волосам и плюхнулось на пол, где растеклось желтой лужицей. С трудом поднявшись на ноги, Урсула пошла за тряпкой.

В то утро в Дереке открылся какой-то шлюз. Она то и дело нарушала правила, о существовании которых не подозревала: слишком много угля в камине, чрезмерный расход туалетной бумаги, не выключенный по случайности свет. Все квитанции и счета подвергались скрупулезной ревизии, за каждый пенни требовался отчет, карманных денег у нее не стало вовсе.

Он орал на нее за малейшее упущение и не мог остановиться. Постоянно злился. Это она его постоянно злила. Каждый вечер он требовал подробнейшего отчета обо всех ее делах. Сколько книг она обменяла в библиотеке, что сказал ей мясник, заходил ли кто-нибудь к ним домой. Теннис она забросила. Так было проще.

Дерек больше не поднимал на нее руку, но в нем клокотала злоба, как лава некогда спящего вулкана, невольно разбуженного Урсулой. Муж ни на минуту не оставлял ее в покое, и она даже не могла разобраться в своих мыслях. Само ее существование вызывало у него досаду. Неужели вся жизнь грозила превратиться в сплошное наказание? (А почему нет? Разве она этого не заслуживала?)

У нее развилось странное недомогание: будто голову заволокло туманом. Наверное, она расхлебывала кашу, которую сама заварила. Ей вспомнился доктор Келлет и его рассказ об amor fati. Как расценил бы он ее нынешнюю жизнь? А главное — как бы он расценил особенности натуры Дерека?

Она готовилась пойти на День здоровья. В школе «Блэквуд» это было заметное событие: женам учителей полагалось в нем участвовать. Дерек выделил ей деньги на новую шляпку и предупредил:

— Учти: ты должна прилично выглядеть.

Она пошла в местный магазин детской и женской одежды, который назывался «Модный дом» (что было далеко от истины). Здесь она покупала чулки и нижнее белье. Новых платьев у нее не было со дня свадьбы. Урсула не настолько заботилась о собственной внешности, чтобы клянчить у Дерека деньги.