Компания под кустом на минуту замерла, а потом стала суетливо рассовывать шишки и камешки по карманам пестрых жилеток. Послюнив ладони, игроки пригладили брови и только потом обернулись к Сяпе с Бякой.

Самый красноносый кыш в колпаке из пуховых птичьих перьев расправил усы и прогнусавил:

— Кто свистел?

— Я свистел, — сказал Бяка. — Мы посланцы из Маленькой Тени. У нас беда — Ась заболел! Велел идти к вам за помощью, но, судя по всему, помощь нужна вам самим.

— Ась заболел? Вот как? — удивились кыши.

Неизвестно откуда у них в лапках появились стрелки дикого лука, который хвостатое начальство стало с хрустом разламывать и приставлять к носам. Слезы ручьями полились из равнодушных глаз.

— Смотри, — прошептал Сяпа, — они совсем разучились плакать сами. Не станут они нам помогать.

— Это потому, что им вовсе не жалко нашего Ася. Они его не любят. Помнишь, что рассказывал Э-э-э?

— Кхе-кхе-кхе, — кряхтел кыш в колпаке из свернутого лопушка, — я питаю к Асю самое сострадательное сострадание и самую жалостливую жалость!

— Вот как? — высокомерно возразил другой, в колпаке из старого гнезда малиновки. — Кого же ты так жалеешь? Ась обособился, пошел против всего племени и, само собой, заболел от собственной вредности. Кстати, может, и не заболел, а притворяется только. И с какой тарабаньки я, Цап, должен из-за него горький лук нюхать? У меня от слез нос опухает. Мне это не идет. Я не хочу страдать из-за чужих страданий. И Ася, по правде говоря, мне совсем не жалко. Вот так! — Цап гневно топнул лапой.

Его сотоварищи согласно закивали.

— Пусть болеет, пока не раскается. И пусть прощения у нас попросит, пусть слезами умоется.

Бяку передернуло от неприкрытого лицемерия и жестокости новых Старейшин, и он скомандовал непререкаемым тоном:

— А ну хватит злобствовать и сопливиться!

Цап перестал шуметь, а остальные — шмыгать и хлюпать носами. Длиннохвостый предводитель величественно поправил колпак, принял важную позу и высокомерно заявил:

— Вы — грубые, неотесанные провинциалы. Вы не умеете благородно вести себя в высшем обществе, но мы вас простим, если вы выполните наше поручение.

— Мы пришли не за поручением, а за цветком папоротника для Ася, — напомнил ему Сяпа.

Цап поморщился:

— Ах! Ну о чем вы? Папоротник вообще не цветет. Никогда. Значит, мы ничем не можем помочь старику. Совершенно ничем. Его, неуемного, теперь только луна вылечит. К тому же наши благородные интересы выше ваших и Асевых. У нас беда, катастрофа! На плантации петунии, белены и дурмана напали колорадские жуки. Они нещадно уничтожают урожай.

— А зачем вам белена и дурман? — подозрительно спросил Бяка.

«Вот они чем кышей подтравливают. Чтоб хуже соображали», — догадался Сяпа.

— Не важно зачем, — отмахнулся Цап. — Мы долго думали, как нам избавиться от жуков. И то пробовали, и это. Теперь мы решили действовать всерьез и перекрасить налетчиков в божьих коровок, ведь коровки не едят дурман. Мы слышали, что ты, Бяка, художник. Наш художник Шам-Шам стар и упрям. Он отказался нам помогать, поэтому мы поручаем это дело тебе.

— Знаете что, — весело сказал Бяка, — вам не нужен художник.

— А кто нужен? — удивились новые Старейшины.

— Парикмахер, — рассмеялся Бяка, — хвосты укоротить.

Сяпа прыснул. Минуту или две новые Старейшины натужно соображали, потом брови их сдвинулись, а глаза засверкали. Цап вскочил и опять затопал лапами:

— Глупые, невоспитанные чужаки, вы смеетесь над нами! Напрасно! Мы издадим Закон и выгоним вас с позором из Большой Тени. Вы недостойны оставаться среди красивых, благородных кышей.

— Попробуйте, крысята, попробуйте прогнать Бяку, — улыбнулся Большой Кыш. — Как будем драться — по одному или все вместе?

Он тщательно высморкался, аккуратно убрал платочек в карман и встал в боевую стойку. Сяпа спрятался за Бякину широкую спину и жарко зашептал тому в ухо:

— Их же шестеро, а ты один. Я, конечно, не в счет. Вспомни первое правило кышьей дипломатии: «Чем страшнее зверь, тем ласковее чеши его за ухом».

— Где ты тут зверя видел? — отмахнулся Бяка. — Несколько глупых проказников и шалопутов. Вот и все.

Сяпу успокоил веселый голос Бяки, он осмелел и грозно выкрикнул:

— Правильно, Бяка! Не церемонься с этими крысятами. Пооткусывай им хвосты, и дело с концом.