И тут Бяка сделал то, чего не делал никогда раньше. Он, презиравший Туку за любовь к его дереву, кинулся к сосне, прижался животом к ее грубой коре и прошептал:

— Здравствуй, Мое Дерево! Я соскучился по тебе!

И сосна радостно встрепенулась, заскрипела стволом, зашуршала иглами и шаловливо закидала хозяина шишками. Бяка улыбнулся и двинулся с обходом вокруг дерева, то перепрыгивая крученые корешки, то подлезая под них. Все сохранилось в целости.

Хозяин хижинки поднялся на крыльцо, скинул порядком потертые гульсии и, отодвинув подпорки, вошел в дом. Хижинка встретила его настороженной тишиной и сыростью, которые так характерны для пустующего жилья. Большой Кыш достал заснувшего кышонка из котомки и, сняв с него гульсии, уложил малыша на удобный широкий топчан. Малыш тут же засунул уголок одеяла себе в рот и громко зачмокал своей самодельной соской.

«Пуховичку не больше двух месяцев от роду, еще совсем желторотик, — вздохнул Бяка. — Его трудный возраст скоро кончится, и он помирится с отцом. Настырность маленьких непосед не вечна. Со временем она превращается в настойчивость, что совсем не плохо. Большая Тень и папаша Гнус еще будут гордиться этим шалопаем».

Бяка разжег очаг. Сел на лавку. Устало привалился боком к теплой стенке очага. Задремал.

Вороны не кыши. У них нет совести. Они не умеют шевелить мозгами. Вернее, большинство не умеет. Но есть исключения. Кроха — оно самое. Возможно, расцвету его ума в некоторой степени способствовала дружба с Бякой, кто знает? Так или иначе, талант расцвел. Бякина ворона выучила кыший язык. Она имела изысканный художественный вкус и часто высказывала Бяке не лишенные оригинальности идеи по поводу его творчества. К тому же у Крохи были сильно развиты чувство справедливости и благородство. Именно поэтому он не верил в гибель своего старшего друга. Это было бы так несправедливо! Кроха пресекал Люлины сплетни и каждый день облетал Маленькую Тень, зорко выискивая взглядом молодцеватую фигурку своего друга Бяки. А вдруг?..

Сейчас Кроха медленно планировал над западным склоном, подхваченный теплым воздушным потоком, и устало скользил взглядом по вересковым полям. Он думал о Королеве молний, Бякиных чайниках и Тукином Дубе. Тут полуприкрытые веки птицы дрогнули и широко открылись: ей вдруг показалось, что ставни «Теплого Местечка» были чуть-чуть приоткрыты. Точно! И дверца… дверца домика не подперта! И гульсии! На солнышко были аккуратно выставлены гульсии! Бякины, чьи же еще!

Кроха встрепенулся, закружил на месте и камнем пошел вниз, горланя на весь лес:

— Бр-р-ряка вер-р-рнулся! Др-р-ружочек вор-роний пр-р-роклюнулся! Р-р-розанчик р-р-розовый! Пр-р-релесть!

Прогулка по холму.

Встреча друзей.

Столкновение.

Бяка больше не одиночка.

Пока Гнусенок спал, Бяка решил прогуляться по холму. Ему не терпелось узнать, что изменилось в Маленькой Тени, пока он отсутствовал! Кыш натянул на лапы новые малиновые носки и гульсии, завернулся в теплую малиновую жилетку и вышел на улицу. К его немалому удивлению, путь от двери был перекрыт. Прямо поперек крыльца лежала лохматая морда Енота. Все остальное — огромная гора шерсти и хвост — валялось во дворе. Через эту гору невозможно было ни перешагнуть, ни перепрыгнуть. Бяка присел на большой черный кожаный нос зверя и стал терпеливо ждать. Опущенные веки Енота не смогли обмануть Большого Кыша. По тому, как трепетно и чутко шевелились ноздри, каким любопытством светился масляный зрачок через хитрый прищур, было ясно: лохматый плут только притворялся спящим. На самом же деле он ждал Бякиных щедрот и ласк. Только гордость удерживала Енота от того, чтобы кинуться на хозяина и обмусолить его до непотребности. Но без гордости зверь не зверь. И он терпел, старательно делая вид, что устал и спит.

Рядом благодушно когтил сосновую шишку Кроха. Гордость и ему была не чужда. Вороненок столько времени ждал возвращения Бяки, не веря в его гибель, так неужели теперь Бяка забудет про него?

Как только кыш перелез через морду Енота, зверь и птица дружно встрепенулись и уставились на него.

Что ты будешь делать? Как можно пренебречь преданностью и любовью друзей? К тому же, что кривить душой, Бяке самому хотелось покрепче обнять Енота и Кроху.

Большой Кыш весело глянул на замерших в испуганном ожидании сотоварищей и призывно свистнул. И дружная компания с веселым гиканьем, карканьем и пыхтением понеслась к лесу. Кроха летел впереди, Енот с Бякой на загривке — сзади. За какие-то полчаса они обтопали, обползали, обнюхали все самые славные местечки Лошадиной Головы, но, естественно, не удовлетворились этим. Они попили холодной водички из Плюхи-Плюхи-Булька, почесали спинки о Серебристые Мхи, полакомились клюквой на болоте, пошептались с Тукиным деревом — в общем, сделали много правильных, хороших дел, — но и этого им показалось мало. Они стали врываться в хижинки полусонных, готовых в любую минуту впасть в спячку кышей и требовать угощения. Отобедав по очереди во всех хижинках, а кое-где и отужинав, друзья поняли, что вот теперь-то впечатлений предостаточно. Они ощутили приятную тяжесть в желудках и темени, а это означало, что на сегодня и развлечений хватило. Что они валятся с ног от усталости и пора на боковую. Енот отправился отсыпаться в «Мою Радость», а Кроха — в обустроенное им дупло. Бяка же повернул к дому. Его брюшко сыто урчало и при ходьбе плавно колыхалось слева-направо.

«Как же так? Со всеми повидались, кроме Сяпы. Куда же он подевался? Где прячется герой?» — вдруг подумалось Большому Кышу.

И тут он почувствовал, что его хвост замерз. К вечеру заметно похолодало. Ленивый шаг кыша ускорился. Постепенно Бяка перешел на четырехлапую рысцу. Он больше не смотрел по сторонам. Холодный осенний ветер нахально лез под жилетку и в носки. Бяку трясло от холода, его зубы выбивали четкую дробь.

Почему время так суетливо? Лето, теплое, ласковое лето, пролетело в один миг: раз — и нет. И осень уже на исходе. А что впереди? Таинственная и холодная зима…

Бяка затянул кушак потуже и припустил что было мочи. Он так спешил, что совсем не смотрел себе под лапы. На повороте, у Поляны Серебристых Мхов, кыш на секунду забуксовал на жирной, уже подмерзающей хляби, его повело, и он едва не угодил в яму. Когда Бяка выбрался на ровную дорожку и все опасности, казалось, остались позади, он опять споткнулся обо что- то маленькое и крепенькое. Отчего крутанулся разок вокруг своей оси и шмякнулся оземь, сильно боднув лбом маленький упругий трехлетний дубок. В его глазах вспыхнули искры, а мысли сбились в кучу.