Когда я очнулся, то сидлъ на зеленой мягкой трав, подъ тнистымъ дубомъ; передо мною разстилался чудный ландшафтъ, которымъ я могъ любоваться вполн; впрочемъ не совсмъ вполн, такъ какъ передо мною былъ гордо сидвшій на своемъ кон всадникъ, точно вырзанный изъ книги съ картинками. Онъ былъ положительно закованъ въ желзную броню съ головы до ногъ; у него былъ шлемъ на голов, затмъ щитъ, мечъ и громадная пика; попона его лошади изъ красной и зеленой шелковой матеріи спускалась почти до самой земли и была украшена гербами; у сдла былъ прившенъ стальной рожокъ.

— Прекрасный сэръ, не желаешь-ли сразиться со мною? — спросилъ всадникъ.

— Не желаю-ли чего? — не безъ удивленія спросилъ я.

— Не хочешь-ли позабавиться оружіемъ ради твоего отечества, ради какой-нибудь прекрасной лэди или ради…

— Что вы мн предлагаете? — удивился я. — Отправляйтесь обратно въ вашъ циркъ, а то я донесу на васъ.

Всадникъ повернулся и отъхалъ на нсколько сотъ ярдовъ назадъ, затмъ онъ пригнулся къ ше лошади, вытянулъ синіе длинную пику и стремглавъ помчался ко мн, такъ что я всталъ съ того мста, гд сидлъ подъ деревомъ, когда онъ прискакалъ ко мн.

Онъ считалъ меня своимъ плнникомъ и объявилъ мн объ этомъ; такъ какъ вс преимущества были на его сторон, то мн и пришлось, волей-неволей, какъ-нибудь уладить дло. Мы пришли къ тому соглашенію, что и пойду вмст съ нимъ, но что онъ не причинитъ мн вреда. Итакъ, мы отправились въ путь; я шелъ подл его лошади; намъ попадались поляны, опушки лса, ручейки, которыхъ я никогда не видалъ прежде; все это удивляло и поражало меня; мы долго шли, но не видно было и признака какого-либо цирка. Тогда я совершенно отказался отъ своего перваго предположенія, что этотъ всадникъ былъ изъ цирка, а думалъ, что онъ, вроятно, изъ какого-нибудь дома умалишенныхъ. Но мы подвигались впередъ, а вблизи не было видно никакого зданія; я терялся въ догадкахъ, какъ это обыкновенно говорится. Наконецъ, я ршился спросить его, далеко-ли мы отъ Гаршфорда. Онъ отвтилъ, что никогда не слыхалъ такого названія; это я счелъ за ложь, но не выразилъ вслухъ своего мннія. Прошло около часу и вдали показался городъ, дремлющій въ долин и расположенный на извилистой рк; у входа въ этотъ городъ была построена на холму большая срая крпость съ башнями и бастіонами; такія крпости я видлъ только на картинахъ.

— Брейфеспортъ? — спросилъ я, указывая на городъ.

— Камелотъ, — отвтилъ мой спутникъ.

Но тутъ мой незнакомецъ сталъ звать и ясно было видно, что его клонитъ ко сну; на его губахъ опять появилась его обычная странная патетическая улыбка и онъ сказалъ:

— Я не могу продолжать дальше, но у меня все это записано; пойдемте ко мн, я вамъ дамъ рукопись, и вы можете прочитать это, когда вамъ вздумается.

Когда мы пришли въ его комнату, то онъ мн сказалъ:

— Сначала я началъ было вести дневникъ, но съ годами этотъ дневникъ я превратилъ въ книгу. Ахъ, какъ все это было давно!

Онъ вручилъ мн свою рукопись и указалъ мсто, съ котораго я долженъ былъ начать.

— Начинайте отсюда, — указалъ онъ, — а потомъ я разскажу вамъ предъидущее. Въ это время онъ казался погруженнымъ какъ бы въ состояніе летаргіи.

Когда я вышелъ за дверь, то слышалъ, какъ онъ проворчалъ съ просонья:

— Покойной ночи, прекрасный сэръ.

Я пришелъ къ себ, услся у камина и сталъ разсматривать свое сокровище. Первая часть этой рукописи, — боле объемистая часть, — была написана на пергамент, пожелтвшемъ отъ времени. Я поскоблилъ одинъ листъ и увидлъ, что это былъ полимпсестъ [1] . Подъ старымъ неяснымъ писаніемъ исторіи янки появлялись слды старинныхъ буквъ, которыя были очень древни и неясны — латинскія слова и сентенціи: очевидно, отрывки изъ старинныхъ монастырскихъ легендъ. Наконецъ, я нашелъ то мсто, съ котораго слдовало начинать по указанію янки и прочиталъ нижеслдующее:

«Камелотъ… Камелотъ! — повторялъ я самъ про себя, — право, не помню, чтобы я когда-либо слышалъ такое названіе».

Передъ нами былъ пріятный, спокойный лтній ландшафтъ, увлекательный, какъ грезы, но тоскливый, какъ воскресенье. Воздухъ благоухалъ ароматами цвтовъ, наполнялся жужжаніемъ наскомыхъ, щебетаніемъ птицъ, но нигд не видно было людей; осмысленая жизнь точно застыла въ этомъ уголк; тутъ не видно было движенія вагоновъ… словомъ, ничего, ршительно ничего… Дорога походила скоре на извилистую тропинку съ слдами лошадиныхъ копытъ и съ колеями, оставленными колесами по обимъ сторонамъ въ трав — колесами, у которыхъ, повидимому, ширина хода была не боле ширины руки.

Но вотъ показалась хорошенькая двочка, лтъ десяти, съ цлымъ лсомъ густыхъ золотистыхъ волосъ, ниспадавшихъ волнами на ея плечи. На голов у ней былъ внокъ изъ краснаго мака; двочка была такъ прелестна, что я никогда не видалъ ничего подобнаго. Она шла лнивою поступью, а на ея лиц было выраженіе полнаго спокойствія. Но человкъ изъ цирка, — какъ я это предполагалъ, — не обратилъ на нее ни малйшаго вниманія, и даже, какъ мн показалось, вовсе и не видлъ ея. А она, она тоже нисколько не удивилась его странному одянію, точно она встрчала такихъ людей постоянно въ своей жизни. Она прошла мимо него такъ же равнодушно, какъ прошла бы мимо стада коровъ; но лишь только она замтила меня, то въ ней произошла большая перемна! Она подняла руки и остановилась, какъ вкопанная; ея маленькій ротикъ разинулся отъ удивленія, глаза широко раскрылись и въ это время двочка изображала изъ себя картину удивленнаго любопытства, смшаннаго со страхомъ. Она стояла и смотрла на насъ до тхъ поръ, пока мы не повернули за уголъ лса и не скрылись у ней изъ виду. Для меня имло большое значніе то обстоятельство, что двочка остановилась и пристально смотрла на меня, вмсто того, чтобы смотрть на моего спутника. Она смотрла на меня, какъ на какое-то зрлище и въ этомъ отношеніи совершенно пренебрегала своими собственными достоинствами, это была вторая, поразившая меня, вещь, наконецъ, такое великодушіе въ такомъ юномъ возраст также не мало изумило меня и дало пищу моимъ мыслямъ. Я шагалъ впередъ, какъ въ просонь.

По мр того, какъ мы приближались къ городу, стали проявляться и признаки жизни. Намъ попадались нищенскія хижины съ соломенными крышами, а за ними небольшія поля и садовыя куртины боле или мене воздланныя. Тутъ были и люди; мужчины съ загорлыми лицами, съ длинными курчавыми волосами, падавшими имъ на лицо, вслдствіе чего эти люди походили на животныхъ. Какъ мужчины, такъ и женщины были въ грубой холщевой одежд, доходившей ниже колнъ; нкоторые изъ мужчинъ и женщинъ носили желзныя ожерелья. Двочки и мальчики вс бгали нагими и на нихъ никто не обращалъ вниманія. Вс эти люди останавливались и смотрли на меня, говорили обо мн, бжали въ свои хижины и сообщали членамъ своей семьи о моемъ появленіи, чтобы и т могли посмотрть на меня; но, казалось, никто не обращалъ особаго вниманія на моего спутника, ему только униженно кланялись, а онъ даже и не отвчалъ на ихъ поклоны.