Въ город было нсколько каменныхъ домовъ безъ оконъ; эти зданія гордо возвышались между хижинами съ соломенными крышами; улицы скоре представляли аллеи съ тнистыми сводами и не были вымощены; масса собакъ и нагихъ ребятишекъ грлись и играли на солнц, шумли, нарушая общую тишину; тамъ и сямъ бродили свиньи, рылись съ удовольствіемъ повсюду, а одна изъ нихъ рылась въ дымящемся навоз, а потомъ помстилась посередин кучи и стала кормить своихъ поросятъ. Но вотъ издали послышались звуки военной музыки; они все боле и боле приближаются, а вотъ уже видна и вся кавалькада; всадники вс были въ шлемахъ съ разввающимися перьями, съ блестящимъ вооруженіемъ, съ развернутыми знаменами, въ богатой одежд; лошади въ дорогихъ сдельныхъ уборахъ; вся эта кавалькада прохала мимо роющихся свиней, нагихъ ребятишекъ, развеселившихся собакъ и бдныхъ хижинъ, составляя со всмъ этимъ поразительный контрастъ. Мы отправились слдомъ за этой блестящей кавалькадой, по одной извилистой алле, затмъ по другой, и все мы поднимались вверхъ, пока, наконецъ, не достигли открытой для втровъ вершины, на которой стоялъ громадный замокъ. Затмъ произошелъ обмнный звукъ рожковъ; потомъ начались переговоры со стнъ, гд ходили взадъ и впередъ вооруженные люди въ латахъ и каскахъ, съ алебардами на плечахъ; надъ ними разввались знамена, а лица этихъ людей были также суровы, какъ изображеніе дракона, разввающагося надъ ними; по окончаніи переговоровъ заскрипли большія ворота и отворились, подъемный мостъ опустили и глава кавалькады въхалъ подъ грозныя арки; мы послдовали за кавалькадой и очутились посреди большого мощенаго двора; со всхъ его четырехъ сторонъ возвышались башни и бастіоны, очертанія которыхъ отчетливо выдлялись на голубомъ неб; вс стали спшиваться, потомъ начались обоюдныя привтствія съ большими церемоніями; бготня туда и сюда, шумъ, говоръ, смсь различныхъ цвтовъ одежды, но такое волненіе и постоянное движеніе, казалось, доставляло имъ удовольствіе.

Наконецъ, мн удалось ускользнуть отъ моего спутника, я подошелъ къ одному человку съ простоватой физіономіей и, дотронувшись до его плеча, сказалъ самымъ радушнымъ тономъ:

— Сдлайте мн небольшое одолженіе, мой другъ, объясните, мн, принадлежите-ли вы къ штату этого убжища, или вы пришли сюда навстить кого-нибудь?

Онъ какъ-то глупо посмотрлъ на меня и сказалъ:

— Но вотъ что, прекрасный сэръ, ты мн кажешься…

— Хорошо;- отвтилъ я, — теперь, я вижу, что вы больны.

Я пошелъ дальше, ища кого-нибудь, кто былъ бы въ здравомъ ум и могъ бы пролить свтъ на это, непонятное для меня зрлище. Наконецъ, мн показалось, что я набрелъ на такого человка и, подойдя къ нему, я тихо сказалъ ему на ухо:

— Нельзя-ли мн видть главнаго смотрителя на одну минуту… только на одну минуту…

— Прошу тебя, оставь!

— Оставить? Что?

— Не мшай мн, если это выраженіе теб лучше нравится.

Тутъ онъ объявилъ мн, что онъ младшій поваръ и не можетъ теперь долго заниматься разговоромъ, хотя въ другое время онъ всегда радъ поболтать; ему было любопытно узнать, гд я нашелъ себ такое одяніе. Уходя отъ меня, онъ указалъ мн на одного человка, прибавивъ, что у послдняго достаточно времени, и онъ непремнно придетъ ко мн. Это былъ стройный, высокій юноша, въ красновато-желтыхъ штанахъ, что ему придавало видъ раздвоенной моркови; остальной его нарядъ состоялъ изъ голубого шелка, отдланнаго великолпными шнурами, и широкихъ рукавовъ; у него были длинные желтые локоны, а на голов надта темная атласная съ перьями шапочка, надвинутая на одно ухо. Судя по его глазамъ, это былъ добродушный малый, а судя по его походк, видно было, что онъ вполн доволенъ собою. Впрочемъ, онъ былъ достаточно красивъ, чтобы гордиться этимъ. Онъ подошелъ ко мн, улыбаясь, и смотрлъ на меня съ нескрываемымъ любопытствомъ; затмъ, онъ сказалъ, что пришелъ собственно для меня и сообщилъ мн, что онъ пажъ.

— Проходите вашей дорогой, — отвтилъ я ему, — вы не боле какъ особая статья.

Это было слишкомъ строго, но я былъ сильно раздраженъ. Но онъ нисколько не разсердился; повидимому, юноша даже и не понялъ, что съ нимъ дурно обращались. Онъ началъ болтать и смяться, какъ обыкновенно беззаботно болтаютъ и смются счастливые юноши; мы прогуливались по двору, и черезъ нсколько минутъ сошлись, какъ старые пріятели; онъ предлагалъ мн вопросы, относительно меня самого и моего одянія, но, не дожидаясь отвта, перебивалъ меня и переводилъ разговоръ на другой предметъ, точно онъ вовсе и не ожидалъ отъ меня никакого отвта, пока, наконецъ, онъ не упомянулъ, что родился въ начал 513-го года.

Тутъ по всмъ моимъ членамъ пробжалъ какой-то непріятный холодъ! Я остановился и робко сказалъ:

— Можетъ быть, я плохо разслышалъ. Повторите то, что вы сказали, по только медленне. Въ которомъ году это было?

— Въ 513.

— Въ 513! Но этого не можетъ быть! Слушайте, дружокъ, я чужестранецъ; у меня здсь нтъ ни друзей, ни родныхъ, будьте честны и добросовстны по отношенію ко мн. Вы въ полномъ разсудк?

Онъ отвтилъ, что былъ въ полномъ ум.

— А вс эти люди также въ здравомъ ум?

Онъ отвтилъ утвердительно.

— Такъ это не убжище? Я подразумваю подъ этимъ, что это не больница, гд лечатъ сумасшедшихъ?

Онъ возразилъ, что это вовсе не домъ умалишенныхъ.

— Хорошо, — отвтилъ я, — если это дйствительно такъ, то я или лунатикъ, или случилось нчто ужасное. Теперь, скажите мн честную правду, гд я теперь?

— При двор короля Артура.

Я подождалъ съ минуту, чтобы хотя нсколько свыкнуться съ этою мыслію и затмъ спросилъ:

— Слдовательно, согласно вашему заявленію, который долженъ быть теперь у насъ годъ?

— 528.- 19-е іюня.

У меня такъ сердце и упало и я пробормоталъ:- Теперь я никогда больше не увижу своихъ друзей, никогда, никогда больше. Еще боле тысячи трехсотъ лтъ осталось до ихъ рожденія.

Мн казалось, что я долженъ врить юнош, самъ не зная почему. Во мн было нчто, что врило ему, — а именно мое сознаніе, какъ вы это называете; но мой разсудокъ ему не врилъ. Мой разсудокъ тотчасъ начиналъ волноваться; это было совершенно естественно. Я ршительно не зналъ, какъ удовлетворить его; я хорошо понималъ, что вс свидтельства и поощренія окружающихъ меня теперь людей ни къ чему не послужатъ — мой разсудокъ назоветъ ихъ лунатиками и отвергнетъ вс ихъ доказательства. Но тутъ я случайно вспомнилъ объ одномъ обстоятельств. Я зналъ, что единственное полное затмніе солнца въ первой половин шестого столтія было 21-го іюня 528 г. и началось три минуты спустя посл 12 часовъ пополудни. Я также хорошо зналъ, что не предполагалось никакого затмнія солнца въ текущемъ, по моему 1879 г. Слдовательно, вмсто того, чтобы ломать надъ этимъ голову, мн нужно было только подождать двое сутокъ, чтобы убдиться въ истин словъ юноши.

Такъ какъ я былъ практичный Коннектикутецъ, то и поршилъ не задумываться надъ этою проблемою, пока не наступитъ день, который разршитъ вс мои сомннія. Поэтому я направилъ мой умъ на два обстоятельства: если теперь дйствительно XIX ст. и я нахожусь въ дом умалишенныхъ и не могу отъ нихъ вырваться, то все же буду самымъ ученымъ изъ всего убжища, такъ какъ я въ здравомъ ум; если же дйствительно теперь шестое столтіе, то я буду самымъ образованнымъ человкомъ въ королевств, потому что ушелъ впередъ на тысячу триста лтъ. Я не любилъ терять времени; если уже на что либо ршился, то сейчасъ же и приступилъ къ длу; я сказалъ пажу: