Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I
вернуться

Андреев Вадим Леонович
Шрифт:

«Я возьму мастихин и податливой сталью…» [101]

Я возьму мастихин и податливой сталью Соскребу на палитре горбатую краску, Скипидаром протру, чтобы каждой деталью Благородное дерево вспыхнуло б ласково, Чтобы снова своей чистотою коричневой Оттеняло индиго, белила и сурик, Чтобы снова я понял — всегда необычны Основные цвета и что отблеск лазури Воссоздать человеку почти не под силу, Что у красок своя, им присущая доля, Что они, как слова, могут стать опостылыми И что творчество — самая светлая в мире неволя! [1967]

101

«Я возьму мастихин и податливой сталью…» — З, 1967, № 12; НР.

Камертон («Ночью, на ребро поставив льдины…») [102]

Ночью, на ребро поставив льдины, В сторону откинув берега, Закрутив воронками стремнину, В наступленье бросилась река. Воздух полон шорохом и плеском, Тусклым грохотом ночной беды. Отливает вороненым блеском Напряженная спина воды. Половодью весен нет предела, И, языческой любви полна, Всей реки проснувшееся тело Подняла глубинная волна. Все луга залить и приневолить, Покорить прибрежные леса И к утру в растаявшем раздолье Разбудить земные голоса, И, чтоб не было ошибки в звуках, Чтобы ясен был весенний звон, Ледоход берет в большие руки Виадука легкий камертон. [1966]

102

Камертон — З, 1967, № 12; 3, 1971, № 4; HP.

На пушкинской Черной речке («Тянуло с Ладоги рассветом…») [103]

Тянуло с Ладоги рассветом. Крепчал мороз. Из темноты Вступавшим в новый день предметам Опять дарила, жизнь черты: Стал домом — дом, санями — сани, И в речке вмерзшее бревно Своей обрубленною дланью Подперло мост. Ах, все равно Нам не исправить нашей жизнью Того мгновения, когда На повороте полоз взвизгнет И выйдет из саней вражда, Беда, тверда, непоправима, Поднимет пистолет. Прости, Что я в тот день невозвратимый Тебя не мог спасти. [1966]

103

На пушкинской Черной речке — З, 1967, № 12.

Вода («Среди камней и между глыб курчавых…») [104]

Среди камней и между глыб курчавых Бегут ручьи неугомонных вод: Приливов и отливов величавый, Луною установленный черед. И каждый раз, когда вода отходит, С каким упорством силится она, — И подчиняясь, и борясь с природой, Не отдавать земле морского дна! С каким усильем и с каким упрямством Все тело напряженное воды На приоткрывшемся глазам пространстве Разбрасывает ясные следы: Вода себя в песке отображает Узором волн, а в водоемах скал Оставленные ею не сгорают Лазурные осколочки зеркал, И все лишь для того, чтоб снова, снова, Когда настанет долгожданный срок, Со всею исступленною любовью Прикрыть собой и камни, и песок. Морскую воду нежной, женской силой — Непререкаемой — вооружив, Бросает дважды в день на берег милый Самой природой созданный прилив. [1966]

104

Вода — З, 1967, № 12; HP.

Падучая звезда («Вспыхнула — и стало меньше в мире…») [105]

Вспыхнула — и стало меньше в мире На одну падучую звезду… Притяженье по небесной шири Как вело тебя на поводу? Как тебе жилось и как дышалось, Как ты вырвалась из пустоты, Как с другими сестрами встречалась, Легкой тенью как скользила ты? Нелегка орбита метеора Средь расчисленных путей планет, — Пленница огромного простора, Бабочка, летящая на свет… Метеору даже плакать нечем, Да и плакать-то ему над кем? Только звезд серебряные свечи Чуть мерцают в дальнем далеке. Вспыхнула… Голубоватый пламень Над землей встревоженной мелькнул, И космический распался камень, И далекий прокатился гул. [1966]

105

Падучая звезда — З, 1967, № 12.

«Повседневного — нет, не бывает…» [106]

О.А.

Повседневного — нет, не бывает: Новый день не похож на другой. Посмотри, как сегодня встречается С облаком облако над головой. Не скажи, что вот так же сверкали И горели — живые — вчера. С каждым днем над бесцельными далями Ярче и радостнее вечера. Наша память хранит по привычке Образ юности не для того, Чтоб казалось для нас размагниченным Утра и молодости колдовство. Нас встречала когда-то в апреле Обаяньем земная весна, А теперь — золотыми неделями, Осенью входит — она… не она… Сорок лет, и от каждого года Остается серебряный след. Каждый год был отмечен природою, И между ними — неясного нет. [1965]

106

«Повседневного — нет, не бывает…» — З, 1967, № 12; HP.

У колодца («Взгляни в квадратный сруб колодца…») [107]

Взгляни в квадратный сруб колодца: Чуть шелестит вода, а в глубине Его лицо внезапно улыбнется, В пологой отраженное волне. Кем был он — мой далекий предок, В каком лесном скиту себя он сжег? В его избу какие злые беды Входили, не споткнувшись о порог? Он был и пахарем, и дровосеком, И вольным запорожцем на Днепре, И не с него ли Феофаном Греком Был темный образ писан в алтаре? Вот он, широкоплечий и скуластый, До самых глаз заросший бородой, Моей страны создатель и участник, Медведеборец — зачинатель мой. Он смотрит на мое лицо земное. Чуть шелестит, чуть плещется вода. И вот уже к родному водопою Подходят пестрые стада. [1966]

107

У колодца — Нв, 1968, № 12.

«Я в землю вернусь — и стану землею…» [108]

Я в землю вернусь — и стану землею, Всем, что дышит, звенит и живет, Стану деревом, зверем, травою, Стану небом и даже луною, Той луной, что над нами плывет. Обернись и взгляни — неужели, Как бы жизнь ни была хороша, Ты поверить могла в самом деле, Что лишь в нашем стареющем теле, Только в нем и ночует душа. Я бессмертен и я бесконечен! Стану степью — и встречусь с тобой, Стану морем, и смуглые плечи, Как и в прежние годы при встрече, Обниму набежавшей волной. Стану ветром — таким же счастливым, Как и тот, что над нами теперь То замолкнет, то вновь торопливо Говорит с длиннолиственной ивой… — Я стану таким же. Не веришь? Проверь! [1956]

108

«Я в землю вернусь — и стану землею…» — Нв, 1968, № 12; HP.