Обещанная чекистам встреча с им самим выдуманным капитаном Ширвани в принципе не могла состояться, а значит, если он, Вика, не найдет в себе мужества спрыгнуть вниз, то его ждет допрос с пристрастием и хода назад уже просто нет.

И тут Вика, давая выход враз навалившейся на него безысходности, вспрыгнул на парапет и изо всех сил проорал первое подвернувшееся ему имя:

— А-а-хме-е-е-т!..

Многократно повторяя крик, громкое эхо покатилось по ущелью, и вдруг, явно вспугнутая им, на противоположном откосе промелькнула пара коз, а из кустов можжевельника показалась чья-то взлохмаченная голова. Какое-то время козопас удивленно смот рел на Иртеньева, а потом, видимо, решив, что звали его, добродушно выругался:

— У, шайтан, зачем кричишь, а? Я не Ахмет, я Иса…

Никак не ожидавший такого, Иртеньев дернулся, отчего плохо уложенный камень парапета вывернулся у него из-под ноги, и потерявшему равновесие Вике не осталось ничего другого, как только судорожно вцепившись в чемодан, изо всех сил оттолкнуться и прыгнуть вниз…

Удара о воду Вика не почувствовал. Скорее всего, в этот момент он на секунду потерял сознание и пришел в себя лишь после того, как его подхватило течением и закрутило в образовавшемся под скалой водовороте.

И было прямо неслыханным везением то, что Иртеньев, по счастливой случайности угодивший прямо в середину крошечного водоема, не выпустил из рук чемодан, который, как поплавок, вытащил Вику наверх.

Плыть в бурном потоке было невозможно. Вику все время бросало из стороны в сторону, било о камни, и шанс на спасение давал только чемодан. Фибровая коробка пока еще не набрала воды и держала Вику на поверхности, давая ему возможность, хоть как-то отталкиваясь ногами, избегать особо сильных ударов.

Скальные берега сводили на нет все попытки Ир тень ева задержаться, и Вику почти полчаса несло вниз, как щепку, прежде чем река, наконец-то вырвавшись из очередной узости, сама не выбросила его на галечную отмель.

Минут пять совершенно обессилевший Иртеньев отлеживался, но потом через силу встал и, спрятавшись в зарослях кизила, стянул с плеч бывший когда-то белым, а теперь превратившийся в мокрую тряпку костюм.

Одновременно Вика наскоро осмотрел и свое тело, пытаясь определить, во что обошелся ему отчаянный прыжок. Особо заметных повреждений он не заметил, но из опыта Вика знал, ушибы дадут о себе знать на второй день, и, значит, в оставшееся еще светлое время надо уйти от реки как можно дальше.

Плохо повинующимися пальцами Иртеньев открыл замки чемодана и облегченно вздохнул. Воды внутрь попало совсем немного, и она успела намочить только лежавший сверху пиджак. Вика торопливо переоделся, запихнул мокрую одежду в чемодан и выбрался из зарослей.

Теперь надо было решить, куда идти. В долине его наверняка должны были ждать, а может быть отряд чекистов уже начал прочесывать берега речки, потому у Иртеньева оставался только один путь — немедленно уходить в горы.

Какое-то время Иртеньев колебался, оглядывая местность, потом присмотрелся и, углядев в зарослях то ли тропку, то ли просто звериный ход, начал подниматься по склону и, к своему удивлению, почти сразу натолкнулся на довольно большое, ухоженное кукурузное поле.

Это могло означать только одно: где-то рядом должно быть селение. Вика попробовал вспомнить карту. Ничего, кроме названий речушек Аше и Псезуапсе, на память не приходило, однако и этого оказалось достаточно. Если ему удастся преодолеть водораздел, то в соседней долине его вряд ли будут искать…

Полулежа на куче прелых листьев, Иртеньев опирался спиной на ствол дерева и зачем-то поочередно смотрел то на одну, то на другую ногу. Тело, вчера избитое о речные камни, сегодня отказалось повиноваться, и любое движение вызывало у Иртеньева нестерпимую боль.

Нельзя сказать, чтобы Вика не ожидал нечто подобное, но он никак не предполагал, что последствия его прыжка окажутся такими тяжелыми. Вспомнив о нем, Иртеньев через силу улыбнулся. Нет, тогда, стоя под скалой, он, признаться, не надеялся даже уцелеть, а так, если его не найдут, есть шанс кое-как отлежаться.

Ременная петля, туго перетягивавшая запястье, дернулась, Иртеньев повернул голову и увидел, что ишак, пытаясь достать губами свежую травку, натянул примотанный к руке повод.

— Ну что, приятель, выручишь? — подмигнул ослику Иртеньев и прикрыл глаза.

По сути дела, этот серенький, с потертостями на боках ишачок, мирно пасшийся в трех шагах, которого Иртеньев сейчас больше всего боялся потерять, в сложившейся ситуации был его единственной надеждой.

Вчера ближе к вечеру, далеко обойдя кукурузное поле, Иртеньев выбрался на малонаезженную дорогу, шедшую в нужном направлении, и по ней вышел к небольшому селению. Показываться кому-либо на глаза в планы Иртеньева никак не входило, и он, спрятавшись за забором, какое-то время наблюдал за улицей, пока не приметил у одной из оград привязанного к столбу ослика.