— Да, ты же попросил взять его с собой, — отозвался Ласточкин.

— Ну и чудненько. Сейчас принесут бумагу, и поедем брать товарища.

Едва он промолвил эти слова, как дверь растворилась:

— Антипенко? Держите ордер. Группа захвата уже внизу.

Мы разместились по трем машинам, врубили музыку — то есть сирены — и тронулись со двора.

— Ехать не слишком далеко, — объяснил Андрей. — У него офис в центре Москвы.

Он сказал еще что-то, чего я не расслышала, потому что была погружена в свои мысли. Вот вам, пожалуйста, дилемма. Я терпеть не могу Арбатова, он мне категорически неприятен, но мысль, что мы едем вот так запросто его арестовывать, мне почему-то претит. К тому же я не верю, что он мог убить Георгия Лазарева и его жену. Что-то во мне изо всех сил сопротивляется этой мысли. Я просто знаю, что он не мог этого сделать, вот и все. Да, он знал Олю Баринову, учился с ней в одном классе, ухаживал за ней, носил ее портфель — но все это ничего не значит. Мы все были когда-то в кого-то влюблены в первый раз, но вот вы, дорогой читатель, помните ли вы, какого цвета были глаза у вашей первой любви? Потому что чувства, какими бы сильными они ни были, проходят, а жизнь продолжается. И продолжается она совершенно по другим законам, чем раньше. Когда-то, допускаю, Юра Арбатов мог любому расквасить нос ради одной Олиной улыбки, но теперь он бы пошел на убийство только из-за денег. Причем не просто денег, а очень больших денег.

— Приехали! — кричит Антипенко.

…Так быстро? Боже, а я даже глаза не накрасила!

Но все мысли разом вылетели у меня из головы, как только я увидела здание. Что? Вас интересует, в каком оно было стиле? Пожалуйста. Стиль — умри от восторга! Всюду стекло, зеркала, хромированные поверхности. Вавилонская башня, прилетевшая к нам прямиком из Нью-Йорка и приземлившаяся аккурат в самом центре Москвы. Сердце мое начинает кусать нехорошая зависть. Сколько же у него денег, у этого мерзавца?

Ласточкин придерживает меня за локоть.

— Оружие пока не доставай, — скороговоркой говорит он мне на ухо. — Держись начеку и будь готова ко всему. Эх, черт, зря мы бронежилеты не надели!

Антипенко, как Наполеон, летит впереди. Ноздри его раздуваются, он машет удостоверением, как вымпелом. Сегодня его день, определенно.

— Спокойно! Пропустить! Опергруппа! На каком этаже Арбатов?

Охранники молчат.

— На последнем, — блеет какая-то секретарша, которая с бумагами оказалась в вестибюле.

Антипенко оглядывается:

— Володя, Миша, вы остаетесь здесь! Остальные — за мной!

У лифтов — толпа народу. Очень хорошо одетого народу, спешу подчеркнуть. Когда все эти секретари, клерки, менеджеры и топ-менеджеры видят представителей власти, с ними сразу же происходит капитальная метаморфоза. Опрокинутые лица. В глазах два вопроса: кто виноват, то бишь кого берут, и что делать.

— Пропустите! — командует Антипенко. — Нет, прошу прощения, вам сюда нельзя.

Оттеснив клерков от лифтов, мы возносимся на вершину человеческого благополучия, а выражаясь русским языком, — на самый последний этаж, с которого открывается изумительная панорама. При мысли, что я сейчас увижу Арбатова и в моем присутствии на него будут надевать наручники, мне становится совсем нехорошо. Нет, лучше бы я осталась в вестибюле, сторожить вход вместе с Володей и Мишей.

Коридор. Нам навстречу быстрым шагом идут служащие, секретарши с бумагами и папками, и все они, заметив нас, замедляют шаг и вжимаются в стены. Так, очень хорошо… приемная. Интересно, картина Дали на стене — это копия или нет?

Завидев нас, личная секретарша господина Арбатова срывается с места. Глаза ее горят праведным гневом. Мы вторглись на ее территорию! Ну, сейчас она нам задаст!

— Куда вы? — кричит эта крыска в костюме цвета розовой пудры и с платочком на шее, распространяющая вокруг себя запах восхитительных духов. — Туда нельзя! Юрий Данилович занят!

— Значит, мы его побеспокоим, — отвечает Антипенко, отодвигая ее в сторону.

Нет, мне надо было все-таки накрасить глаза. Честно.

Юрий Арбатов, одетый в умопомрачительный костюм антрацитового цвета, сидел за столом, а напротив него в почтительной позе стоял господин в бежевом костюме, также весьма недурственно скроенном. Даже лысина господина поблескивала от усердия.

Арбатов изучал какие-то таблицы, которые ему, судя по всему, принес тот самый господин, и оттого не сразу поднял голову, когда открылась дверь.

— Я же велел меня не беспокоить, — сказал он раздраженным тоном, предназначенным, очевидно, для секретарши.

— И тем не менее побеспокоиться придется, — отозвался Андрей.

Арбатов медленно поднял голову, увидел ордер в руках Андрея, людей с решительными лицами, Ласточкина, который стоял с невозмутимым видом, и, наконец, его взгляд упал на меня.

— Это еще что? — непривычно тяжелым тоном осведомился он.

— Ордер на обыск и арест, — отозвался Антипенко. — Хотите ознакомиться?

Бежевый костюм позеленел.

— Я, пожалуй… — несчастным голосом начал он, — я, Юрий Данилович, лучше в другой раз зайду.

Арбатов дернул щекой, и бежевый, приняв это за знак согласия, вышел из кабинета, пятясь задом и натыкаясь на мебель.

— Это произвол, — сказал Арбатов, не сводя с меня огненного взгляда, от которого я начала себя чувствовать как на раскаленной сковородке.

— Ничего подобного, — отозвался Антипенко. — Все по закону… Приступайте к обыску, ребята.

Двое из оперов подошли к столу. Арбатов поднялся с места.