рукой расходившіяся полы своего короткаго рубища, другую поднялъ вверхъ и вдругъ гаркнулъ во вею глотку надъ ухомъ Сашки:

— Товарищъ, впредъ, надо доказать этимъ раз-жирвшимъ буржуямъ...

Что хотлъ доказать бывшій интеллигентъ, такъ и ' осталось невыясненнымъ, потому что тотчасъ же про-произошло совершенно непредвиднное ораторомъ об-стоятельство. Сашка съ такимъ усердіемъ «двинулъ» босяка кулакомъ въ зубы, что тотъ, взмахнувъ руками, съ окровавленнымъ ртомъ слъ на землю.

— Караулъ! во все горло заоралъ онъ.

Сашка принялся его бить со всмъ неистовствомъ, на какое только былъ способенъ. Товарищи не отста-валн отъ своего коновода и кинулись избивать дру-гихъ босяковъ. На улиц произошла свалка. Въ ходъ шли и кулаки, и сапоги. Перевсъ сразу оказался на сторон парней,* потому что «золоторотцы» оборо-нялись плохо. При первомъ же натиск пятеро изъ нихъ, видимо, не надясь на крпость своихъ кула-ковъ, пустились бжать. За то надъ двоими, сбитыми на землю, парни натшились вволю. «Золоторотцы» ре-вли, катались по земл, кричали: «караулъ!» Лица ихь быстро покрылиеь кровью и пылыо. Парни, не встрчая сопротивленія, не видя ни откуда отпора и заступничества, свирпли все боле и боле. Оста-вивъ босяковъ еле живыми; храбрецы безпрепятственно продолжали свой путь, веселые и гордые одржанной побдой.

XXIII. ' .

Солнце вышло изъ-за дымчатаго съ блыми края-мч облачка и своими мягкими лучами привтливо об-лило поднявшіяся на поляхъ изумрудныя зеленя, желтыя, печальныя жнивья и потемнвшія, какъ бы задумавшіяся гряды хвойнаго лса, покрывающія

ближніе, высокі холмы, находящіеся вправо отъ до-роги. Съ другой стороны извилистая, быстрая рка у самаго вызда из# предмстья вырывалась изъ узкаго, глубокаго ущелья и, весело блестя на солнце, текла къ городу въ п^осторной излучин.

Выйдя изъ предмстья, за кузницами парни до-гнали телгу, которую шагомъ тащила всмъ имъ . хорошо зпакомая небольшая буланая лошадка.

Аонька шлъ рядомъ съ телгой, држа вожжи въ рукахъ, а сзади съ понурнпыми головами Акули-на, Катерина и Маша.

На телг, ничмъ не прикрытый, привязанный веревками къ продольнымъ дрожинамъ, стоялъ свтло-коричневый, закрытый гробъ, съ изображеніемъ во всю длину крышки чернаго осьмиконечнаго креста, упирающагося въ Адамову голову со сложенными подъ ней на-крестъ костями, а ниже по бокамъ ея, — двухъ копій. Гробъ грузіго колыхался по дорог.

Парни, догнавъ печальный поздъ, присмирли и шаговъ съ десятокъ прошли молча сзади бабъ. Нако-нецъ Сашка, подмигнувъ своимъ товарищамъ, порав-нялся съ плечомъ Акулины. -

Бабы давно уже видли парней, но длали видъ, что не замчаютъ ихъ.

— Кого это везешь, тетка Акулина, Ванюху сво-его, што ли? — съ степеннымъ выраженіемъ въ лиц спросилъ Сашка, въ знакъ привтствія дотрагиваясь рукой до своей фуражки. ' .. •

— Да, его ... кого же болыпе?

— Та-акъ...

Наступило недолгое молчаніе.

— Помёръ, значитъ?

Акулина смахнула слезу.

— Живыхъ въ гробъ не кладутъ, Сашенька, — от-втила она.

Сашка, опустивъ голову, зашагалъ рядомъ съ нею. Ііарни молча слдовали за бабами и Сашкой. Кате-

И. Л. РОДЮНОВЪ , 8 Т2Э

рйна сурово глядла исподлобья прямо передъ собой, намренно не обернувшись ни разу къ ненавистнымъ спутвикамъ. Около ея юбки, не отст&вая ни на шагъ, держалась Маша. Такъ въ молчаніи прошли еще н-сколько шаговъ.

— Ему хорошо теперича, вашему Ванюх-то. Што ему? Лежитъ себ спокойно, никакой заботы незнаетъ, а мы сколько черезъ его этой самой муки приняли... — первымъ нарушилъ неловкое молчаніе Лобовъ и, видимо, началъ онъ говорить серьезно, но вдругъ ротъ у него дрогнулъ и все пдвижное, наглое лицо его стало перекашиваться отъ невольной усмшки. Онъ хо-тлъ подавить свою смшливость, но, взглянувъ на товарищей, не выдержалъ и расхохотался.

— Чего ты, чортъ? — вполголоса строго сказалъ Сашка, оглядываясь на пріятеля, но и самъ тотчасъ же сталъ кусать губы, потому что непреодолимая сила распирала ему ротъ. .

Видя, что ему уже не выдержать, потому что Ло-бовъ, нагнувшись, хохоталъ до слезъ, Сашка отвер-нулся и бросился къ парнямъ. Внезапная смшли-вость Лобова и Сашки заразила и остальныхъ Двухъ товарищей.

Отвернувшись отъ бабъ и схватившись за животы, иарни прыскали и надрывались отъ беззвучнаго ду-шившаго ихъ смха.

Акулину возмутило это веселье убійцъ. *

— Штой-то не видно по васъ, штобы вы столько муки приняли? — сказала она.— Видно, васъ оправдали, што идете такіе веселые, а намъ ужъ никогда не воротить... никогда не увидать живого и здороваго нашего кормильца Вашошку...