Родионов И. А.
Шрифт:
Егоръ въ срой домотканной свитк, туго подпоя-санный ремешкомъ, съ взъерошенными волосами и по-
багроввшей правой щекой прислъ на лавку и, опу-стивъ голову, вертлъ шапку въруісахъ. Блдныя губы его вздрагивали.
— Брось его, Егорушка, — возясь вокругъ жарко растопившейся печи, громко, возмущенно говорила рас-красквшаяся Катерина. — Што-жъ это за отецъ? Волкъ, а не отецъ. Ежели бы ‘меня кто такъ-то тронулъ хошь пальцемъ, минутки одной не осталась бы. А то ишь... право... какую моду взялъ... чуть што, сычасъ полномъ...
— То ты, а то ёнъ... Не учить его нельзя, житья не будетъ... — сказалъ Леонтій.
— Ты... ёнъ... — передразнила Катерина брата. — Это не ученье, а мученье. Лучше сразу пришибить, чмъ такъ тиранить. *
На печи не унимался старецъ, обзывалъ Леонтія грязной свиньей, пьяницей и настойчиво гналъ вонъ изъ избы.
Леонтій понялъ, что надо уйти.
— Ну, теперича собралась армія... хошь изъ избы бги... — сказалъ онъ обиженнымъ голосомъ и, взявъ шапку, вышелъ, сильно хлопнувъ дверью.
— Часто бьетъ-то? — спросила Катерина.
ІНестнадцатилтній Егоръ, не по лтамъ рослый и
ширококостный, хотя и съ впалой грудью, поднялъ на тетку свои печальные каріе глаза на пригожемъ желто-вато-блдномъ лиц и горько усмхнулся.
— Да попрежнему, почитай, рдкой день безъ по-бой обходится. Чуть што, сычасъ бить... — прогово-рилъ онъ, также печально усмхаясь, и перевелъ гла-за на шапку, которую гладилъ рукой.
— Да уйди отъ его, отъ йвря. Ты, слава Богуг, болыпой, свой умъ въ голов имешь, самъ прокор-мишься. 1 '
— Куда отъ отца уйдешь? — не сразу отвтилъ ма- ' , лый съ той же печальной усмшкой. — Опять къ ему
придешь, тогда еще хуже.
11* 163
— Я бы ушла, дня бы не осталась.
Егоръ помолчалъ.
— А што съ ими будетъ? — спросилъ Егоръ, ука-завъ глазами на стариковъ,—они и такъ безъ призору... кабы помёрли, только бы меня тутъ и видали... Сталъ бы я переносить такія муки?..
— Все равно не осталась бы. Своя-то жисть дороже.
— Да ёнъ все съ сердцовъ, гораздъ горячъ, чугь што, сычасъ бить, а потомъ сойдетъ съ его и ничего... зла въ себ не держитъ...
Въ избу вошла Елена, старшая сестра Катерины, съ полугодовалымъ ребенкомъ на рукахъ, прозрачная блдность личика котораго сразу бросалась въ глаза.
Баба только-что прибжала изъ своего села Руд-ева, отстоявшаго отъ Черноземи въ верст съ неболь-шимъ. Въ ранней молодости она была такъ же хороша собой, какъ и ея младшая сестра, 'но горькая жизнь съ пьяницей-мужемъ, многочисленные роды, потеря д-тей, постоянная, безпросвтная нужда избороздили ея нрекрасное лицо преждевременными морщинами, стер-ли нжный румянецъ со щекъ, испортили стройный когда-то станъ и поселили въ выцвтшихъ отъ слезъ гол^быхъ глазахъ ея выраженіе такого безысходнаго горя, что нельзя было взглянуть на нихъ безъ того, * чтобы не перевернулось отъ жалости сердце. Сейчасъ правый глазъ ея слезился и усиленно моргалъ, лицо носило слды недавнихъ слезъ. . Сегодня вечеромъ ома явился домой, по обыкновенію, пьяный и хотлъ утащить и продать самоваръ — послднюю драгоцн-ную- вещь въ дом. Изъ-за этого у нихъ произошла драка. Елена успла-таки отстоять самоваръ и отдать его сосдямъ насохранепіе вмст сътрехлтней доч-кой, а сама, схвативъ мёныпого ребенка, побжала къ роднымъ спасаться отъ побоевъ мужа.
Катерина поставила на столъ большую деревянную чашку съ наложеннымъ верхомъ дымящейся картошкой*
въ кожур и горшокъ т.еіап-какак.г
чернаго хлба и положила ложки и соль. У печки шиплъ закипавшій самоваръ.
Въ избу вернулся Леонтій. Теперь, когда горячность его прошла, ему было жаль сына, но за жестокость онъ не винилъ себя и находилъ, 'что иначе поступить не могъ. На примрахъ сосдей онъ видлъ, что въ тхъ семьяхъ, въ которыхъ отцы.слабо держали сыно-вей, т пьянствовали, озорничали и сами расчебывали родительскія бороды.
ГІ.
— Ну, К&тюшка, сестрица моя родненькая, сказы-вай, когда пріхала? — садясь за столъ, говорилъ онъ совершенно другимъ, нсколько заискиваюіцимъ голо-сомъ и срые глаза его свтились мягко и любовно, а интонаціями и красотой говора немного напоминалъ свою мать.
— Пріхала на своёхъ на дво^хъ. Видишь/сколько дловъ передлала.
— Да вижу, вижу, — отвтилъ онъ. — То-ись вб какъ теб благодарны, а то день-деньской маешься-маешься, придешь домой, што собака голодный и ни-чего не прибрано, ничего не припасено. И все мы съ Егоркой отдувайся. Видишь, молодуха-то наша все не-можетъ... — кивнулъ онъ бородой въ сторону матери.
— Да ты скоро въ гробъ меня вгонишь, — отозва-лась Прасковья.
Леонтій ничего не отвтилъ и, подойдя къ печи, закричалъ во всю мочь:
— Батюшка, слзай! Ужинаготова! Егорушка, чего стошпь? раздвайся да садись, а ты чего пришла? — обратился онъ къ Елен. — Садись... хлбъ-соль на стол, а руки своб.
— А-а-а... — промычалъ старецъ, привычнымъ движеніемъ оперся обими руками о край печки и не-тороплцво, мягко стуцаддощре1^п_КВ2В1Ш.',^• осторожно сиустился на полъ и, обдергивая опоясан-ную тонкимъ пояскомъ рубаху изъ толстой домоткани-ны, которая болталась на немъ, какъ на палк, подо-шелъ къ столу.